Нет, он не был таким, как другие. Он отмечен печатью отверженного, признан недостойным быть членом общества, недостойным касаться даже шлюхи, а не этой красивой и привлекательной женщины. Ее мир был закрыт для него. Он не должен допускать, чтобы бунтующая кровь заставила его забыться. Этого нельзя допустить, приказал он себе. Тюрьма достаточно научила его самоконтролю.
Но, при одной мысли о возвращении в нечеловеческую жизнь, ждавшую его, к горлу подступала отчаянная тошнота.
— Джо, — подала голос Нэнси. — Я хочу, чтобы вы знали… ну, что я намерена помочь вам. Очерк, который я напишу о том, как самоотверженно вы себя вели в этой ситуации, будет иметь вес при рассмотрении вашей апелляции. Я надеюсь, вам скостят срок…
Он вполголоса выругался и оттолкнул ее руку.
— Держите свою жалость при себе, леди, — бросил он, поднимаясь на ноги. — Мне она не нужна.
Тюрьма уже отняла достаточную часть его мужественности. Черта с два он отдаст еще хоть капельку — даже женщине, от которой безумно кружится голова.
Нэнси видела в его глазах всполох гнева. Она так и думала, что холодная, бездушная система правосудия не убила в нем мужских страстей, разве только пригасила их.
— Простите, я не имела в виду…
— Кажется, водопровод работает, — невежливо перебил он. — Можно умыться… Теперь надо посмотреть, что с ногой у рыженькой, — напомнил Уоткинс, когда они с Нэнси хорошенько отмыли окровавленные руки. — Лучше это сделать вам. При виде меня она съеживается от страха. Это очень глупо, но я не могу в этом винить почти ребенка.
Он-то считал, что ему наплевать, когда люди смотрят на него как на морального урода. Но перекличка в ресторанчике по поводу их прибытия показала, что это не так.
Девушка-подросток, может быть, и боялась Джо Уоткинса, подумала Нэнси, но — вот странное дело! — сама она не испытывала никакого страха.
— Рыженькая подождет. Сейчас ваша очередь.
Его глаза, обведенные темными кругами, влажно блестели, и от нее не ускользнуло, как часто он жмурил их.
— Рана у вас на голове сильно болит? Она снова начала кровоточить.
— Да ничего особенного, терпеть можно.
После всего что ему довелось вынести, рана действительно должна была казаться пустяком, размышляла Нэнси.
— Сядьте-ка на ящик, чтобы мне было удобнее работать с вашей головой.
— Не стоит беспокоиться, леди.
— Не артачьтесь, Джо! Пожалуйста, сядьте!
Ее изумила мысль, неужели этот крупный, сильный мужчина побаивается, как бы она ему не сделала больно?
— Я буду обращаться с вашей болячкой крайне осторожно.
Она положила ему руку на плечо, принудив сесть. Все его тело напряглось, когда он медленно опустился на ящик. Как можно мягче она провела пальцами по его лбу, чтобы откинуть волосы с раны. Он чуть застонал.