Вообще ей понравилась царящая здесь свобода и незакомплексованность, беззаботная легкость в общении и всеобщее приятельство. Это напоминало студенческие годы, когда все они, молодые, амбициозные, мнили себя будущими гениями журналистики и, имея собственное представление о том, что такое «атмосфера газетной редакции», ведрами пили кофе, курили сигареты с ментолом и с умным видом рассуждали о всякой ерунде.
Но воспоминания об университете неразрывно были связаны с мыслями о Борисе. Хотя он-то как раз хуже других вписывался в эту богемную компанию. Да он и не стремился никуда «вписываться». Со своим четким аналитическим мышлением, способностью излагать мысль кратко и емко, с вечным насмешливым прищуром и ироничным отношением к жизни, он всегда стоял несколько особняком. И Поля в последнее время все чаще думала о том, что, может быть, и правильно, что Суханов не пошел в профессиональную журналистику. Слишком мало в нем было этого «раскованно-тусовочного»…
Она вообще много думала о нем. Так много, что иногда ей казалось, что она просто сойдет с ума. Его силуэт мерещился ей на улице, его голос слышался под окном, его ласковые руки и губы снились ночами. Даже телефонные нетерпеливые трели начали мерещиться, так ждала Поля его звонка. Но он не звонил. Он вообще порвал все отношения с ней — как отрезал. И тем больнее было то, что она в последнее время почти убедила себя: ничего у Бориса с Надей действительно не было. И с Ирочкой Ларской не было. И вообще, вероятно, ни с кем, кроме нее…
Несколько раз она собиралась, тщательно причесывалась, красилась и приходила под окна его офиса. Она не заходила внутрь, нет! Просто ждала, пока выйдет Риточка, потом Ольга Васильевна, потом остальные ребята, а потом и он сам. Борис садился в свой джип, хлопал дверцей. А она продолжала стоять, вжавшись в стену, и кусала кулак, чтобы не расплакаться. Зачем она приходила, зачем так старательно накладывала макияж, если все равно не собиралась показываться на глаза, Поля и сама не знала. Настроение у нее каждый раз после таких визитов было ужасное. Домой она возвращалась как в воду опущенная и натыкалась на сочувственный и неодобрительный мамин взгляд.
— Господи, ну что ты ходишь, нервы себе треплешь? — спрашивала мама. — Поговорили бы вы уже с Борисом, что ли? Выяснили все. Или официально развелись, или снова начали жить вместе. А то все не как у людей.
— Что я могу? Мама, ну что я могу?! — раздраженно вопрошала в ответ она, делая ударение на слове «я». — Что вообще вы все от меня хотите?
Кто «все», Поля и сама не знала. Она знала только одно: Борис больше не хочет от нее ничего.