Вы не удивились, не стали отговаривать, а сходили на болото и принесли оттуда некое растение из семейства зонтичных, с толстым, плотным и круглым, как репка, клубнем. «Это Вех ядовитый, – сказали Вы мне. – Отравиться можно задешево и очень сердито». Спасибо за урок, – у меня не хватило духу даже прикоснуться к смертоносному зелью.
А вскоре после этого эпизода меня послали в заграничную командировку. В кои-то веки институт сподобился выставить на международной промышленной ярмарке свою лесосплавную perpеtuum mobile. Парторгу поручили подобрать и возглавить команду, которая должна была на месте произвести наладку агрегата и продемонстрировать его действие.
Не хочу описывать (противно), какая грызня началась в институте, какие кляузы, анонимные или со столбцами подписей, поступали в местком и партком. Я-то и не мечтал, что меня включат в число избранных, судьба моя решилась ненароком: за неделю до отъезда секретарь комсомольской организации (по разнарядке нужен был один молодой специалист) не выдержал напряжения и с острыми желудочными болями угодил в больницу. Стали искать замену. Мои данные удовлетворяли требованиям. Парторг вызвал к себе в кабинет, налил стакан коньяку: «Пей». Заметив мученическую гримасу на моем лице, хохотнул: «Так ты и вправду не пьешь? Мне говорили - я не верил. Молодца». В срочном порядке прошел собеседование в райкоме партии, парторг лично ходатайствовал. Жена подтрунивала: «Эх ты, Фома неверующий. Убедился, что теперь другие времена? Ли-бе-раль-ные!» Я вынужден был признать: действительно другие! Подумать только, меня выпустили в настоящую капстрану, а ведь я не побывал предварительно ни в Болгарии, ни в ГДР!
Вы, конечно, уже не помните, как я приехал на лодочную станцию с тремя поллитрами и попросил Вас, чтобы приглядывали за «Ариадной» в мое отсутствие – ноябрь на носу, мало ли наводнение, а уж когда вернусь, выпьем какого-нибудь джина или виски, обещаю. «Ага, виски. Из кошачьей писки! – неожиданно огрызнулись Вы. – От таких, как ты, дождешься.» Здорово все-таки Вы разбираетесь в людях. Выходит, у меня на лбу было написано, что не вернусь.
Прилетели мы в капстрану глубокой ночью. У трапа нас ждал сверкающий стеклом и никелем автобус. В салоне пол был устлан ковром – мы сидели, поджав ноги. Без тряски и качки автобус поплыл по залитому светом аэродромному полю. После таможенного досмотра погрузились в другой автобус, не менее комфортабельный, и покатили по широченному, в пять рядов, шоссе с односторонним движением. Нас обгоняли роллс-ройсы, мерседесы, форды, кадиллаки, линкольны. «Въезжаем в город!» – объявил переводчик из посольства. Пронизанные пламенем стеклянные шары, цилиндры, пирамиды высились вокруг. В черных небесах горели неоновые письмена, гасли, вспыхивали снова. Мы подавленно молчали.