При всем при этом наша 3-я рота
в полку считалась самой невезучей,
поскольку Енко, пылкий лейтенант,
уж так хотел продвинуться по службе,
что нами затыкал любую дырку.
Другие роты в том же Лабиринте,
положенное время отпахав
и норму недовыполнив, беспечно
в расположенье возвращались. Мы же,
как папы карлы, упирались по
четырнадцать часов изо дня в день
и пере-пере-выполняли норму!
На этом наши муки не кончались.
После отбоя (!), хлопчики, вперед:
траншею рыть для теплосети, или
сносить казарму нежилую, или
на полустанке железнодорожном
платформы разгружать с песком и щебнем,
бывалочи, до самого утра...
(Миллион лет спустя рассматриваю фотографию, на которой запечатлена наша бригада: выстроились в ряд на плацу, – не помню, от каких таких чувств решили сняться все вместе, – и видно, что зима, под ногами снег, лица бледно-серые, мутные (плохая выдержка), а позы нарочито неуставные, кто согнул ногу в колене, кто по-ковбойски упер руки в боки, но чувствуется, чувствуется напряг, словно замерли мы в ожидании команды «Сы-мир-на-а!»
Вот ушастый Тима, кликуха образована, конечно, от фамилии Тимофеев, имя забыл, похожий на обиженного гнома, однако настырный такой гном, неугомонный такой, рядом Геша Григорьев, тоже недомерок и тоже шумливый как шавка, вот гигантский Славка Черепанов с маленькой головой и обманчиво задумчивым взглядом, вот остальные прочие, иначе говоря, массы, которыми ефрейтор Мочалов манипулировал особенно успешно, а слева от меня – Женя Рослик (положил руку мне на плечо), а справа еще один мой корешок – Вовка Решетников, единственный среди нас, кого можно было назвать травоядным...
Недоверчиво всматриваюсь в собственное изображение: неужели я был не хуже других? Неужели на равных горбатил с этими тощими злыми парнями, а когда случались между нами разборки, даже мог постоять за себя?
О, еще как мог!.. Вспоминаю и всякий раз готов от стыда сквозь землю провалиться, – неужели был не лучше других?)
– Упражнения в эпистолярном жанре или куренье в строю, – заявил однажды ушастый Тима, – все это проявления индивидуализма, который ни к чему хорошему не приводит.
– А эксперименты с формой повествования? – спросил я.
– Я те дам повествование! – рассердился Тима. – Ты экспериментируешь, Рослик курит в строю, а я должен мерзнуть на холодрыге, пока подполковник с вами разбирается? Хер вам всем!
В полдень на объект привозили алюминиевые баки с гороховым супом и ящики с хлебом. Один из коридоров Лабиринта был отведен под столовую, – нас туда запускали гуськом, строго по команде, и все равно мы прорывались без очереди, рыча и отпихивая друг друга.