– Туда! – засмеялся мужик. – К своим!
* * *
Короче, моя будущая мама полюбила моего будущего папу и стала так о нем заботиться, так его опекать, что он иной раз жалел, что женился на ней.
Ну, в самом деле, лишь по пятницам разрешала ему оттянуться с друзьями в пабе, неохотно пускала их в дом, а подружки его прежние, когда нагрянули однажды всем скопом с целью раскрутить на выпивку (и заодно поглазеть на супругу), одна за другой покатились кувырком с шестого этажа, только чудом не свернув себе шеи, Эмилией намыленные.
Зато каждое утро она за шиворот тащила Оливера к письменному столу, тыкала носом в бумагу, таким беспримерным в истории английской литературы способом приучая работать систематически.
Она отнюдь не была без ума от его сочинений, поэзию вообще не понимала (тем более, верлибры без точек, запятых и прочих знаков препинания), а открытку со стихотворением Киплинга купила когда-то лишь потому, что понравились ей красивые золотые виньетки, но, привыкнув с малых лет чертить не за страх, а за совесть, требовала и от других подобного же отношения к любому делу, включая художественное творчество. Понятно, что и гены Уотерсов давали о себе знать.
Молодожены решили поселиться отдельно от Уорика. Сняли двухкомнатную квартиру на Перси-стрит, влетала она им в копеечку, уголь стоил особенно дорого, и Оливер, помимо писания заметок для спортивной и криминальной хроники, был вынужден изыскивать источники дополнительного заработка, например, позировал студентам Академии художеств. В Ноттингэме, на привокзальной площади, до сих пор стоит чья-то дипломная работа – гипсовый мой папа с веслом.
Теперь о том, какой хозяйкой была моя мама. Очень хорошей была хозяйкой, а иначе как объяснить, что ей удавалось кормить моего отца в полном соответствии с традициями английской кухни – сытно и плотно, хотя деньги она зарабатывала, в общем-то, скромные, да и он тоже не бог весть сколько приносил в дом.
Опишу для примера, как питался Оливер по воскресным дням, когда Эмилия могла непосредственно контролировать процесс (в будние-то дни он самостоятельно разогревал оставленное ему в кастрюльках и на сковородках).
Мама была простая женщина и кормила папу как на убой, разделяя широко распространенное, но, пожалуй, ошибочное убеждение, что, дескать, кто хорошо ест, тот хорошо и работает. Она подавала ему на завтрак овсяную кашу, щедро политую сливками, которую Оливер в зависимости от утреннего настроения либо сахарил по-английски, либо солил по-шотландски, затем предлагала на выбор либо копченую селедку, маслянистую, серебристо-золотистую, он обожал такие в голодном нортумберлендском детстве, либо яишенку с беконом, либо помидоры печеные, либо колбаску кровяную, а то и жареные почки бараньи или печенку говяжью, или жареную камбалу, или вареную в молоке пикшу, – случалось, что был настроен попробовать и всего понемногу. Завершался завтрак чашкой крепчайшего индийского чая с треугольными румяными тостиками, которые намазывал новозеландским сливочным маслом, а поверх масла – лимонным или апельсиновым повидлом.