Вдруг из дубравы выехали еще четыре рыцаря и поскакали к сэру Тристраму, выказывая намерения недвусмысленные. Пробил одному щит и увернулся от копия другого. Поворотясь к этому другому, достал его мечом. Воспользовавшись замешательством прочих, вогнал меч меж ребер и первому рыцарю, задире. Двое уцелевших отъехали в сторонку и свистнули в четыре перста.
Из дубравы тотчас вылетела и налетела на сэра Тристрама цельная дюжина. Поскольку за всеми было не уследить, пропустил-таки удар в корпус, отчего и свалился на траву. Рыцари начали скакать по нему и разъярили всерьез.
Встал, стянул с коня за плащ англичанина поздоровее, предложил сразиться в пешем бою. Почти сразу выбили из рук враг у врага мечи, замахали кулаками. Следившие за ходом поединка рыцари оценили мастерство сэра Тристрама, восклицали: «Молодец, шотландец!», но когда он в двенадцатом раунде победил чистым нокаутом, сызнова попытались затоптать. Но сэр Тристрам успел подобрать с земли надежный свой Redemptor и все тыкал, тыкал им в супротивников, и все попадал, попадал.
Ну, тогда англичане взяли тайм-аут, помолились в кружок, а затем стали рубить и колоть его уже с таким остервенением, будто задолжал он каждому из них по фунту стерлингов. Кое-как отбивался, покуда не пропустил еще один чувствительный удар, на сей раз по шлему. «Эге, – подумал, – так они мне последнюю память отшибут, и тогда peregrinatio просто потеряет смысл». Стараясь не обращать внимания на подначки и пинки, взгромоздился на [коня] и ретировался, оставляя за собой на траве алые ломтики мяса, кои сыпались из прорех в кольчуге.
Долго скакал конь и, наконец, устал и остановился. Тело сэра Тристрама соскользнуло на землю и, извиваясь агонически, упрямо продолжало iter in terram sanctam.
А неподалеку прогуливалась миловидная девушка благородного происхождения в простом льняном платье, которое оказалось очень кстати.
Девушка услышала шуршание в траве, наклонилась и, увидев умирающего, не могла налюбоваться соразмерно развитыми членами его. Ну и конечно, стало ей любопытно, каков он с лица. Присела на корточки, подняла забрало. И даже вскрикнула от восхищения.
Принесла в шлеме родниковой воды, промыла раны, наложила повязки, изодрав для этой цели платье до последнего лоскутка. Затем подхватила сэра Тристрама под мышки и утащила [конечно, не без труда] в свой замок, расположенный поблизости.
«Ну, сэр симпатичный рыцарь, – сказала через неделю, когда он очнулся и открыл глаза, – теперь смотрите, как вам повезло. В настоящее время я живу одна, отец и два брата сражаются в Святой земле, и ежели вы, сэр безымянный рыцарь, проникнитесь ко мне чювством, то можете стать моим мужем и совладетелем замка. А возвратятся отец и братья, вы с вашими выпуклыми мышцами легко их одолеете.»