«Ну, ладненько, – сказал, – мне пора. Спасибо за угощенье».
«Куда же вы? – всполошилась Мадлен. – Разве мы не вместе?»
«Нет! – заорал, собою уже не владея. – Нет, не вместе! Я скачу на север, чтобы затем переправиться в Англию. На север, понятно?»
«И этаким стервам посвящаются вирши!– удивлялся сэр Ричард, удаляясь – Но кто же и посвящает? Им же подобные женообразные ухажеры, обжоры и горлопаны! Сей Гаваудан и в юные лета не отличался в ристалищах, пристроился, видите ли, спортивным комментатором! Нет уж, не прельстите знакомством с виконтессою. Верно, обычная вертопрашка».
Голодный, усталый, скакал по лесным дорогам. Внезапу смерклось, задул сильный ветер, и полило как из ведра. Дождевые струи проникли через щели под панцырь, нижняя одежда намокла и некстати липла к телу. Ни зги не прозиралось окрест. Конь строптивился и вставал на дыбы.
На счастие слева от дороги лес прервался, и в темноте различилось строение, – неужели нежилое? Поскакал по черному лугу и вскочил в черную же речку! Сначала – по пояс, но конь споткнулся, нырнул, следом и сэр Ричард. Бурным бульканьем наполнился панцырь. Но выкарабкались, выкарабкались. На коленях по берегу ползая, хулил долю странствующего рыцаря. Эх, сызмала на чужбине. Эх, досель без жены. Эх, пережитое за день приплюсовалось - под ливнем и сам лил потоки слез. Завалился на бок и уж готовился лежать без чувств, покуда не заберут в плен. Вдруг ощутил под ватным гамбизоном, под рубахою в области паха нечто извилистое, живое! Пиявица ли, гад ли проникли из речки? Сих терпеть не мог, особливо когда щекочут и – не достать! Уповая на помощь, вразвалку побежал в сторону строения...
Очнулся в каморке при блеске светоча, на ложе. В одном лишь исподнем. Светоч блестел, но и дымил. За отсутствием вытяжки дышать было нечем.
Встал и вышел в блистающий от сырости (еще один ярился светоч) каменный коридор. Услыхал впереди перезвон струн. Побежал на звук. Из-под босых ног вспархивали ворохи соломы. Взошел в зал. Подле огнедышащего очага сидели трое. Оные захохотали, и не мудрено. Презабавный явился старец: глаза вытаращены, седые власы дымятся. На лбу ведь не начертано, что в прошлом чемпион всего христианского мира. Осенился крестным знамением: «Наважденье!»
«Да-да, мы сызнова встретились, – улыбаясь, говорила Мадлен и шла навстречу с плащом в протянутых руках. – Прикройтесь и присаживайтесь. Смелее, здесь все свои.»
Узнал уж неотвязных сих. Догадывался уж, чье жилище стало ему прибежищем. И ведь права Мадлен, неловко в одних подштанниках знакомиться с виконтессою! Впрочем, где же оная?