Опятами обросли замшелые, замшевые борта, лягушата соревновались в прыжках через палубу, причем по легкомыслию серьезно рисковали, ведь над судном носились всеядные вороны, не щадившие даже мышевидного, заплутавшего в этой пуще, грызуна!
Ставших от обильной поживы жирными и неуклюжими ворон теснила орава чаек, кои не придумали ничего умнее, как использовать судно в качестве отхожего места. Заляпали обшивку белыми кляксами так, что когда я впервые приблизился к судну, мне оно увиделось чуть ли не мраморным саркофагом в этой пограничной и не иначе как священной роще между морем и болотом!..
В роще имел обыкновение отдыхать сторож лодочной станции, старец в нетленном тельнике и парусиновых портах, косматый, как леший, и золотозубый, как зек.
Но сперва опоражнивал он бутылку водки. В три приема из титанического стакана. Ну, а затем хоронился в роще, дрыхнул под кустом волчьего лыка или конского щавеля.
Звали его Николай Петрович Власов.
И это владельцы лодок, катеров и яхт поили его, и хотя после употребления сторож лишь лежал в роще, они уразумевали в его лежании высший смысл, ибо приметили, что невзирая на казалось бы очевидное пренебрежение им своими обязанностями, плавсредства пребывают в целости и сохранности.
Слушая однажды в моем исполнении балладу Высоцкого, он обмолвился, что наказание отбывал за... тут его позвали судовладельцы.
О морском его прошлом свидетельствовали вытатуированные на предплечье якорь и русалка, бледно-голубые, как водяные знаки.
А еще он хромал на левую ногу. Это в ледяном лесу под Выборгом призрачный финн прострелил ему сухожилие. Да, в сороковом.
Родных и близких у него не было.
Летом удил покрытых золотой (мазутной) пленкой окушков и ершиков. Рыбу распродавал в трамвае на пути к дому, оставшееся дарил коммунальным старухам, которые, кстати, на него просто молились, ибо всегда мог починить будильник, прочистить слив унитаза, вбить в стену гвоздь.
А для птиц развесил в роще вереницы консервных банок и регулярно наполнял их кормом.
А предчувствуя грозу, шустро шастал между лодками, катерами и яхтами, гладил их по обшивке, как бы успокаивая. С первым громом воздевал кулачище в небеса! Облитый ливнем, орал в ответ матом!
Это он так волновался за вверенные ему плавсредства. «Берега рек, и особливо берега болотистые, отличаются повышенной электропроводимостью. Заурядная молонья способна спалить лодку со скоростью в сто тысяч раз превосходящей скорость звука!» – цитировал он сведения из научно-популярного журнала.
И вот подозревал я, что отнюдь не отсутствием мзды за попечение объясняется участь доставшегося Тобиасу корыта, чудилось мне, что Николай Петрович сверхъестественным каким-то образом контактирует со стихиями: водной, воздушной, огненной...