Но ведь я, в сущности, лишь переписчик, вот о чем не забудем. Автор текстов – отец, и где он использовал подлинные исторические источники, а где присочинил, какими соображениями вдохновлялся, позволяя себе заведомые огрехи, почему зацикливался на одних проблемах и оставлял без внимания другие, разбираться не мне. Вернее, я так решил: переведу текст от начала до конца, а уж потом, если время останется, займусь комментариями.
ЕЩЕ ОТСТУПЛЕНИЕ
Но задела меня жена за живое, задела. Итак, о неточностях и даже несообразностях, допущенных отцом, которые я и сам, конечно, вижу.
Машенька, напоминаю: тетради эти заполнялись в состоянии умственного расстройства. Но даже если и в здравом уме пребывая, позволял себе отец некоторые вольности, – ну и что? Великое дело! Вон Шекспир поместил в Богемии гавань, а в египетской пирамиде прорубил окно. Древние авторы тоже описывали дальние страны, как правило, с чужих и недостоверных слов.
Предвижу твое, Маша, возражение: автор новелл все-таки в двадцатом веке живет, мог бы и полистать справочники. В смысле: да живописуй ты какой угодно Авалон, помещай его хоть на Луне, но Нортумберленд реально существующий опиши, будь любезен, точно. Уж если взялся.
Хочется мне процитировать в оправдание: «Another England there I saw...», но, увы, английский ты знаешь еще хуже, чем я, поэтому предлагаю версию попроще: за годы изгнания и по причине умственного расстройства забыл отец климатические и прочие особенности Нортумберленда.
* * *
Теперь продолжу повествование о себе. На чем я остановился? Сейчас посмотрю. Ага, нашел: «...развлекались танцами-шманцами и шурами-мурами». Ну да, бывало и такое.
А иногда я садился в трамвай, доезжал до кольца и, прошлепав по краю Лахтинского болота в сторону золотого (от мазута) устья Большой Невки, оказывался на территории лодочной станции, где помогал Тобиасу Папоротникову ремонтировать доставшуюся ему даром яхту, владелец коей убыл когда-то в загранкомандировку и пропал без вести.
Сторож лодочной станции высказывал предположение, что владельца похитили сотрудники западных спецслужб. Как бы то ни было, яхта осталась без хозяина, и вот однажды атлантический по происхождению ветер сорвал с палубы брезент, и с тех пор судно постоянно подвергалось воздействию атмосферных осадков: захлебывалось ливнями (климат наш своеобычен), поневоле принимало в кокпит тонны мокрого снега, деревянные ребра остова набухали влагой как губка, а летом высыхали до мертвенной белизны и в результате где прогнулись, где выгнулись, обшивка же прогнила до дыр и напоминала решето. Вокруг бесхозного судна разрослись кустарники, вымахали выше колена и травы, в особенности могильная и богородская, всяческие виды осоки, а со стороны Лахтинского болота миллионом синих глаз надвигались незабудки, – однако прелестная их внешность не сулила судну ничего хорошего, появление незабудок предвещало натиск растительности откровенно болотной, – возле кормы уже и шушукались пушица и сушеница.