В общем, когда завсегдатаи разошлись по домам, инженер поднялся к себе, быстро рассовал чертежи по футлярам и, взволнованный, принялся бегать из угла в угол. «Я вам, сукиным детям, покажу, как вредословить! – шептал он. – Вы у меня попляшете пиброх на виселицах!» Насилу дождался утра, укатил в Эдинбург, где немедленно по приезде исполнил долг верноподданного – сообщил о заговорщиках куда следует.
Ну и поскакали нарочные из Эдинбурга в Лондон, из Лондона в Эдинбург. Покуда сэр Александр предавался в столице всем возможным удовольствиям, какие только были ему доступны, правительство спешно решало вопрос, что делать с форсинарскими смутьянами. Положили направить на усмирение оных полк «черных стражников» – верных английской короне шотландцев, знаменитых тем, что в атаку всегда шли сомкнутым строем, щетинясь сверкающими багинетами, подбадривая себя душераздирающим визгом волынок.
Слух о том, что «стражники» со дня на день войдут в Форсинар, произвел среди патриотов переполох. Засуматошились: «Кто, кто донес?» О тихом инженере, который летом останавливался в трактире (на одну ночь!), никому и в голову не пришло вспомнить, да и как тут вспомнишь, ежели на сходках своих всякий раз напивались в дребадан и заботились лишь о том, чтобы переорать друг друга. Наконец Леннокса осенило: «Это Барнет настучал! Больше некому!» Во главе гурьбы ворвался к Барнету, вопия: «А ну, говори, сколько тебе заплатили сассенахи?» Рэчел тут же попыталась вцепиться ему в бакенбарды, но Тимоти отстранил ее величавым жестом и молвил мрачно: «С нынешнего дня подавать им только выглодки и подонки». Патриоты, не умея решить, чего страшиться больше: правительственных войск, каковые, может, еще и не придут (вдруг это всего лишь слухи), или плохого питания, переминались с ноги на ногу. «А ну пошли вон, уроды!» – рявкнул Тимоти, и гурьба вывалилась из трактира, крича, что отомстит предателю.
И отомстили. Назавтра кто-то перебил хвост черному Джеку. Тимоти известие об этом (невозможно подобрать эпитет) преступлении застало в саду – белил стволы у яблонек, зима близилась. Услыхав о происшедшем, побагровел, стал хватать ртом воздух, уронил ведерко с белилами. Еще через миг растянулся на земле во весь свой немалый рост. Лежал в белой луже, красный как редиска, и не знал, что еще одно несчастие обрушилось на него: дочка Беата на рассвете сбежала из дому с офицером из гарнизона, – оказывается, давненько амурились они в отсутствие сэра Александра и втайне от родителей. Сей патриотический офицер, накануне грядущих репрессий, рассудил, что спокойнее будет ему на Континенте. Беатка, влюбленная, за ним последовала. А может, никакая и не влюбленная, просто не собиралась всю жизнь куковать на краю света. Как бы то ни было, больше о ней никто никогда не слышал.