Отказавшись участвовать в освободительном движении, баронет все же свел сэра Александра с искомыми ассимилянтами, кои все как один смотрели на юношу большими глазами: «Какая, к дьяволу, Каледония? Где это? Ах, это Шотландия в древности так называлась? Ну и что? О какой независимости, собственно, идет речь? Работать надо, деньги делать, тогда и независимы будете, и все остальное приложится».
Сэр Александр, убедившись, что миссия его безнадежна, с легким сердцем (надоело, что смотрят как на умалишенного) пустился вместе с баронетом в загул. Нет, не в смысле неумеренного употребления алкоголя, хотя и таковое имело место, а просто ходили на теннисные корты и петушиные бои, посещали Оперу, принимали участие в маскарадах (где за время контртанца иль менуэта успевали договориться с какими-нибудь леди). Научился нюхать табак, играть в крибидж и пикет, триктрак и бильбакет, несколько раз дрался на дуэли, всякий раз с благополучным для себя исходом, ибо навострился махать модной длинной шпагою. Ну и разумеется, сменил прикид – ежели куда являлся, то в красном камзоле, в напудренном парике с белым бантом на косичке, при шляпе, обшитой серебряными галунами, в мягких кожаных сапогах с пряжками.
Вдруг получил два письма. Разломал печати и, прочетши те послания, заслепился слезами. Из дому сообщали, что родители тяжко занедужили, из Форсинара – что заговор Леннокса раскрыт и патриотам грозят репрессии. Тут, наконец, засобирался восвояси. В самом дорогом магазейне накупил для Беаты платьев, у ювелирщика приобрел бриллиантовые серьги для нее же. Обнялся с баронетом и полез в карету. У последней городской заставы вспомнил, что так и не удосужился повидать младшего брата и не вручил ему обещанное вспомоществование. Пришлось повернуть обратно. Увы, в канцелярии военно-морской академии узнал, что Перегрин еще весной отправился в первое свое кругосветное плавание. Устыдился, но делать было нечего, – помчался на север, чтобы хоть родителей успеть увидеть живыми и Беату спасти, ежели и впрямь в Форсинаре все так серьезно.
Всю дорогу пред взором его воображения стояла она. Впрочем, иногда и лежала, к тому же нагая. Трясся в карете не только на ухабах, но и от возбуждения (соответственно, и образ возлюбленной потряхивало). Надеялся, что при первой же встрече произнесет она, наконец, долгожданные слова, мол, согласна быть твоею. Ничуть не винил себя за то, что изменял ей с другими леди, а то и с простыми девками лондонскими – воспитан был в духе времени.
Но что же произошло в Форсинаре, пока сэр Александр отсутствовал? Да собственно, только то, что и должно было когда-нибудь произойти. Остановился в трактире «Вересковый мед» инженер из Эдинбурга, – выполняя поручение своей компании, путешествовал по Шотландии с целью присмотреть подходящую речку, на которой можно было бы поставить запруду с водяным колесом для небольшой суконной мануфактуры. И вот в отведенной ему комнате он весь день писал, чертил, извел три гусиных пера, а вечером спустился в питейный зал, дабы погреться у камина и выпить кружечку эля в обществе завсегдатаев этого почтенного, как ему вначале показалось, заведения. И что же он, законопослушный и лояльный к власти, увидел и услышал? Ну, понятно, что. Глазам и ушам своим не веря, тихо кипел от возмущения. Тихо – потому что не шутя перепугался: да это же государственные преступники, натуральные якобиты, даром что рядятся в дикарские юбки, косят, то бишь, под любителей старины. А ну как приметят, что речи их кому-то здесь, в трактире, не по душе? Ведь зарежут и глазом не моргнут. Нет, лучше с ними не задираться и пока сидеть на заднице ровно, а уж потом…