Николай Иванович смеялся до слез. А посмеявшись, спросил:
— А потом?
— Потом меня Матвей поедом ел. Терпел я, терпел и не выдержал: «Ну тебя к лешему, Матвеюшко. Высаживай давай на берег, а не то утоплюсь, отвечать придется». Высадил. А сам опять уплыл. Вернулся, мы с ним славную уху расхлебали. Так вот и было.
Пока Лиза собирала на стол, Семен Кириллович еще одну историю вспомнил, которая приключилась с ним на покосе прошлым летом.
Николай Иванович знал, что старик не анекдоты пришел рассказывать, что-то было у него главное.
— А скажи, Николай, — поглядел Семен Кириллович на Соловьева. — Правду болтают, будто завод наш на выпуск горнорудных машин переводить думают?
— Кто это, интересно, болтает?
— Ну, мало ли кто!
— А сам как думаешь?
— Что я буду зря думать? Ты начальство, ты и скажи.
— Правда.
— Спасибо, утешил. Вот это дело, — удовлетворенно сказал Семен Кириллович. Он поблагодарил хозяев за обед, вышел из-за стола и устроился на диване.
— Помню, — начал он, — пришел я на этот завод — смех и грех. Избушка на курьих ножках — вот и весь завод. Гвозди делали! А сейчас посмотри — махина! На глазах поднялась!
Рядом с Кочневым присел и Николай Иванович, поговорили о том, о сем, потом Соловьев закурил и, посмотрев сбоку на Семена Кирилловича, спросил:
— Слушай, Кириллыч, ты Петра Ладейщикова хорошо знаешь?
— Это директора-то кино, что ли? Как не знать — знаю. Мы с его отцом друзьями были. Ты, поди, Алексея-то Силыча тоже помнишь?
— Алексея Силыча? — Николай Иванович задумался. — Что-то не припомню.
— Вот тебе на! Алексея-то Силыча? В литейке работал, первым на заводе ударником был, красный партизан. Усищи носил во-о какие! Знал ты его!
— Погоди! Это, кажется, ему Орджоникидзе подарил именные часы?
— Ему! Ему!
— Помню! — отозвался Николай Иванович. — А я ведь не знал, что Петр Ладейщиков сын того знаменитого Ладейщикова. У нас этих Ладейщиковых много, не разберешь, кто чей сын.
— Мы с ним друзьями были, с Алексеем-то. Подружились в той гвоздарке, чтобы не соврать, году в десятом или двенадцатом. С тех пор судьба и связала нас одной веревочкой. Да-а! — задумчиво протянул Семен Кириллович. — Быстро летит время. Оглянуться не успел, а жизнь уже прошла. А ты к чему это спросил-то?
Николай Иванович передал Кочневу разговор с дедом Матвеем. Однажды он вызывал на беседу Ладейщикова. Петр тогда слово дал, что бросит пить, а вот не сдержал это слово.
Кочнев слушал внимательно, потом вздохнул и сказал:
— Это верно: свихнулся парень, не туда пошел. Говорил я с ним — не принимает, сердится. А Матвеюшко мудрец! — усмехнулся Семен Кириллович. — Дочь, говоришь, винит?