А старый мастер долго глядел вслед Тоне. Он слышал о ее размолвке с мужем и хотел от всей души помочь ей, но не знал, как это сделать. И то, что он посоветовал сейчас Тоне, конечно, не облегчило ее переживаний, а, может быть, скорее наоборот — усилило их. Он прекрасно видел, как Тоне было тяжело.
Николай Иванович возвращался из механического завода пешком. Хотя в этот раз он обошел добрую половину цехов, но усталости не чувствовал.
К механическому заводу у Соловьева была особая страсть — здесь прошли его молодые годы. Где бы потом Николай Иванович не был, куда бы ни заносила его судьба, он с благодарностью вспоминал завод, которому суждено было стать для него суровой первоначальной школой жизни.
Очень изменилось все на заводе за прошедшие годы — и сами цехи обновились, пристроились новые, и молодежи появилось много, а кадровиков, тех, что после гражданской восстанавливали завод, затем реконструировали его, осталось мало, по пальцам можно перечесть.
Николай Иванович шел не торопясь. Он с улыбкой подумал о вчерашней рыбалке. Представилось озеро, шалаш и сам дед Матвей. Припомнилась жалоба старика на дочь, и перед глазами встала Антонина Ладейщикова такой, какой он ее видел несколько часов назад: в черном халате, строгая, с бледным лицом. А в глазах ее затаилась глубокая душевная боль и страстное желание скрыть эту боль от посторонних. Не хочет она облегчить страдание, поделившись с кем-нибудь. Что ж, каждый по-своему переносит несчастье. Рецептов здесь нет, а неумным вмешательством можно только усилить ее страдание. Но вместе с тем, Николай Иванович, как опытный партийный работник, человек, повидавший на своем веку немало хорошего и плохого, чувствовал, что вмешаться в ее жизнь все-таки надо. И чем раньше, тем лучше.
Как-то сами собой мысли Николая Ивановича перекинулись на сына. Учился сын в Свердловском университете, на каникулы уехал в Симферополь, к тетке.
Николай Иванович скучал по сыну. Целый год не виделись К тетушке уехал сразу после экзаменов. В начале августа приедет. И тогда они пойдут на рыбалку. Николай Иванович и отпуск приурочил к августу. Ни на курорт, ни в санаторий ему путевки не надо. А чем, собственно, не курорт на лесном озере? Уедут они на самое дальнее озеро, построят на островке шалаш и будут там жить-поживать, пока не надоест: рыбу удить, уху варить, малину собирать. Лучше этого и не придумаешь!
Эти мысли отвлекли Соловьева от служебных забот, А заботами хоть пруд пруди. Электролитный завод завалил полугодовой план, секретарь парткома там новый: помогать надо. На бюро горкома надо послушать, как готовятся школы к учебному году. Одному коммунисту неправильно выговор записали — необходимо разобраться, в чем дело, да посмотреть, все ли хорошо в этой партийной организации. Там что-то частенько стали ошибаться! А в горторге один товаровед проворовался, да не в первый раз, а его только слегка пожурили. Несправедливо! Вчера старушка приходила, на сына-коммуниста жаловалась: воспитала, вынянчила, а он бросил ее на старости лет. Да и Ладейщиков хорош. Предстоит с ним еще раз поговорить, — подумал Николай Иванович.