Никсы обернули морды вслед хозяину, потрусили к нему и заняли свои места по обе стороны от Васи. Им нравился шум и беспорядок, но долг был важнее. Вася опустил руки на мохнатые макушки, приобнял демонов за шеи. Вскоре его нагнали ассистенты.
— Хорошие люди тут живут, — негромко сказал Полохов, — весёлые…
— Кажется, ты хотел покататься, — напомнил Тэнра.
Вася неопределённо пожал плечами.
— Да ладно… – пробормотал он. – Чего‑то перехотелось. Пойдёмте, что ли, работать.
В тихой, пыльной, насквозь просвеченной солнцем квартире Полохов сел на диван и подтянул колени к груди. Он смотрел в одну точку. Лицо его утратило выражение и более не было даже грустным. Тэнра глянул на него, увёл Аниса в прихожую и совершенно обычным голосом, но очень убедительно попросил взять Никс и прогуляться, скажем, в поисках ещё какой‑нибудь нужной мебели. Анис не стал спорить. «Вправь ему мозги», — едва слышно проговорил он, хихикнул и захлопнул дверь.
Вася сжался ещё плотнее и спрятал лицо. Он слышал шаги, но не шелохнулся. Тэнра остановился чуть обок, чтобы не загородить ему солнечный свет. Поколебавшись, он стащил с дивана подушку, положил на пол и сел на неё.
— Мы попробуем их защитить, — сказал он в пространство. – Мы сделаем всё, что в наших силах.
Вася молчал.
— Должен быть способ, — продолжал Тэнра. – Ледран подскажет. У него большой опыт.
Вася приподнял голову.
— Столько хороших людей… – едва слышно проговорил он. – И их больше нет. Совсем.
Теперь и Тэнра смотрел печально.
— Архитекторы могут всё, — так же тихо ответил он.
— Только они не хотят.
И оба надолго замолчали.
— Мы всё равно будем работать, — сказал Тэнра наконец.
Вася шмыгнул носом.
— Я хотел позвонить Ледрану, — сказал он. – Поныть ему. Он бы меня пожалел. А потом вспомнил…
— О чём?
Полохов поднял голову, переплёл ноги, уцепился пальцами за щиколотки. Он кусал нижнюю губу.
— Знаешь, — сказал он, — когда меня переводили на оперативную работу, Ледран отыграл за меня фальшивку. Ну… мои родители меня не любили, да и я их тоже. Они были приличные люди, а я – какой‑то полоумный. Когда я стал админом, думаю, они окончательно поверили в то, что я психический. Мне же было тринадцать лет. Они сначала думали, что у меня дикие фантазии, потом – что я попал в секту. Даже в церковь меня таскали – отчитывать или как это называется… Меня только бабушка любила, потому что чуть–чуть понимала. Но она‑то точно была психическая. Родители и решили, что я в неё пошёл. Потом я в институт поступил, и они успокоились. Институт – это было прилично. А бабушка жила одна в трёхкомнатной квартире на Фрунзенской, а мы с родителями – на Тимирязевской в двухкомнатной… Тьфу, зачем я тебе это говорю.