Клятвой Ликки была Клятва милосердия. И она мучила её так же, как, должно быть, мучила Тчайрэ красота. «Нельзя до конца понять того, кто иной, чем ты, — вспомнила она. – Чужая клятва всегда кажется лёгкой». Тчайрэ сказал это, и прибавил, что потому‑то никто не любит разговоры о клятвах. Кажется, что другие исполняют обещанное Любимой легко и просто, и ты один полон мерзости. «Я полна мерзости, — подумала Ликка. – Но я хочу стать лучше. Я прилагаю все силы». Она сжала зубы и сменила пустые мысли молитвой: «Всемилосердная, светлая, любимая, не оставь меня, вспомни обо мне. Во мраке программного кода Ты зажгла меня, как свечу. Укрепи меня, чтобы я не угасла. Позволь мне любить Тебя и принадлежать Тебе…»
— Ликка! – донёсся из кустов смущённый шёпот. – Ликка!
— Что? – она остановилась. – Это ты, Хас?
— Я, — подтвердил невидимый Хас. – Ты уходишь?
— Да.
— Надолго?
— Да. – И Ликка прибавила: — Я слишком долго наслаждалась покоем.
— Но все хотят, чтобы ты была здесь, — сказал Хас.
Ликка закусила губу.
— Ни у кого нет привилегий, — ответила она строго. – Пока я здесь, другие смиренные трудятся и выполняют мою работу за меня.
Хас вздохнул.
— И тебя долго не будет? – жалобно проговорил он. – Очень долго?
Ликка кивнула.
Хас никогда не показывался на глаза – он был слишком застенчив. Отчего‑то он очень полюбил Ликку и иногда приносил ей маленькие подарки. Она подумала, что Хас станет тосковать, когда она уйдёт. Наверное, так же, как она тоскует по Тчайрэ… Но он хотя бы сможет надеяться на её возвращение.
— Тогда… – испуганно, но решительно начал Хас, — тогда, пожалуйста, посмотри. Я ещё не закончил. Я хотел показать, когда закончу. Но я очень хочу, чтобы ты увидела.
Ликка приподняла брови, и низкий налобник скрыл их.
— Увидела что?
— Идём! – сказал Хас и зашуршал кустами. Ликка последовала за ним, ориентируясь на звук. Её платье цеплялось за колючки, а ветви деревьев едва не стащили с неё покрывало. Спустя минуту она ступила на берег канала.
Берег сиял.
Он словно стал отражением звёздного неба. Повсюду раскрылись светящиеся белые цветы. Ликка стояла среди цветов. Они напоминали крупные звёзды, снежинки, сложенные в молитве ладони – не сыскать двух одинаковых бутонов. И они благоухали, сейчас – на самом деле благоухали, в отличие от прошлых творений Хаса: чуть душновато, но сладко. Острые глаза Ликки заметили, как в ореоле света стыдливо метнулась в сторону, во тьму, бесформенная тень маленького садовника.
— Они прекрасны, Хас, — искренне сказала Ликка. – У тебя получилось.
— Правда? – несмело спросил Хас.