— Подожди, еще рано... 
— Так песню, господа! 
И затягивают «Вниз по матушке по Волге, по широкому раздолью». После этой песни следовала патриотическая, известная всем молодым людям столицы. Поднялся шум, и грохот, и ярые возгласы. 
— Россия на ложной дороге! — кричал какой-то политик. 
— Вы с Англии пример берите, — перебил его другой голос... 
— Нет, в Германию, в страну философии, — начал было гегелист... 
— Пошел ты к черту! — перебили его другие. — В Германию, страну колбасников? Да им все морды побить надо! Германия — огромная портерная в Европе... 
— А Россия — кабак. 
— Да ты сам пьян! 
— Что ж из этого? 
— А если хочешь быть последователен, убирайся к черту с Гегелем! 
— Нет, вся наша надежда на мужика, на простолюдина. Освободите мужика, он пойдет шагать! 
— А до тех пор что будем делать? 
— Ничего! 
— Ну, и на здоровье. 
— Слова прошу, — закричал офицер с залихватской физиономией, — послушайте слова опытного человека! Молчите и внимайте. 
Все стихло. 
— Я предлагаю, господа, устроить сейчас же общими силами скандалиссимус! 
— Какой, какой? 
— Переломать кости первому встречному. 
— Да за что же? 
— Здорово живешь! 
Скандалиссимус был отвергнут большинством голосов. 
Молотов с изумлением смотрел на окружающие его лица и слушал их ярые речи. 
— Что это у тебя творится? — спросил он Михаила Михайлыча. 
— Будто не понимаешь? 
— Ничего не понимаю. 
— Здесь совершается великая тайна акклиматизации европейского прогресса, включительно до скандалиссимуса... Я тебе говорил, что мы решаем современные вопросы. Мы не аскеты, не люди старого закала; здесь нет ни одного человека, который бы из прогресса создал пугало нравственное и открещивался бы от него, как от сатаны. Здесь процветают широкие нравы. 
— Что же будет с этими людьми после, когда пройдет время разгула, перегорит человек, переломаются его кости и испортится кровь? 
— Вон ты куда хватил! 
— Ведь потянет же их когда-нибудь из этого бешеного круга, жизнь заставит взглянуть на себя серьезнее, — что тогда будет с их убеждениями? 
— С какими? 
— Да вот которые они проповедуют. 
— Это разве убеждения? 
— Что же? 
— Просто дурь на себя напустили. Горло драть хочется, ну и дерут. Им бы только посуетиться, побыть в массе, покричать, а покажи только розгу, так сейчас: «Ай, маменька, не буду!» Предложи любому чин регистратора, сейчас и убеждения побоку, и еще будет потом говорить, что его пошлая действительность задавила, среда заела, — а какая среда? натуришка гнилая! Идеалы их книжные, и поверх натуры идеалы плавают, как масло на воде. Ничего не выйдет из них. Квасные либералы... Хотя бы пару мужиков научили грамоте, а то даже и говорить-то не умеют, убедить никого не могут... Пей, ребята! — крикнул Череванин.