— У тебя мания, — сказал Молотов.
— Органический порок, наследственный...
— Какая-то нравственная торичеллиевая пустота, сожженная совесть и прогрессивное кладбищенство!
— Самородок!
— Движение вперед спиною, веселенькие пейзажики...
— Важно!.. Экая сила поднялась!.. — Глухой мрак и дубы еловые!
— Гадко! — сказал с отвращением Череванин.
— Не верю я, чтобы нельзя было отрешиться от такого могильного направления... Иначе зачем тебе и существовать на свете?.. Ведь отжил, сам говоришь? так ступай на Неву и отыщи прорубь пошире! Чего ты ждешь от завтрашнего дня? Зачем же тебе и жить завтра? Убирайся!..
Череванина озадачил такой оборот речи.
— Зачем до сих пор ты не вырвал из души всю могильную гадость?
— Не мог...
— Лжешь!
Череванин даже привстал с этого слова.
— Человек все может сделать, — продолжал Молотов, — ты не заботился о себе, запустил свою болезнь, развратил себя.
— Я родился таким...
— Переродиться надо.
— Поздно!
— Лжешь! — повторил Молотов.
Череванин вспыхнул; но это было на минуту. Он глубоко задумался.
— Странное явление — такие господа, как ты, — говорил Молотов. — Скучают о том, что жизнь коротка. Чем короче она, тем более побуждений жить! Если ты уверен, что твоя жизнь не повторится, то и должен беречь ее; не много дней дано природою...
— И ляжет в основе существования полный эгоизм...
— Эгоизм рождает любовь. Когда удовлетворены твои потребности, является страстное желание сделать всех счастливыми. Ты не любишь других, потому что не любишь себя. Но бывало же и тебе жалко людей, помогал ты им, заботился о них, сострадал им?
— Самого себя жалко было — больше ничего. Несчастия людские раздражали, не давали покою, это сердило, — вот и все.
— В том-то и любовь, что чужое горе до такой степени станет твоим горем, что сделается жалко самого себя.
— Перестану, — сказал неожиданно Череванин.
Молотов посмотрел на него с удивлением...
— Попробую, что будет...
— С богом, Михаил Михайлыч!.
— Скучно будет, лягу на диван, задеру на стену ноги и буду ждать час, другой, третий; выжду же, что переменится расположение духа; а не то выйду на улицу и буду ходить до изнеможения... Скучно тебе? — спросил себя художник и сам же ответил, — скучно. Ну, и пусть скучно! — прибавил он...
— Вот это не спиной вперед, — сказал Молотов...
— Право?
— Вот и возможно стало перемениться?
— В настоящую минуту возможно; а давеча не было перемены, — значит, тогда, в ту-то минуту, и возможности не было. Что возможно, то сейчас и на деле есть...
— Ну, так и дубы еловые в сторону?
— В сторону...