— Надежда! — раздалось по всем комнатам.
Дик был голос. Надя слышала удар ногой об пол.
Надя поднялась со страхом со стула и пошла на голос. Глаза ее неясны, и походка нетверда; физическая немощь одолевала ее, хотя душа была напряжена неестественно. На щеках вспыхивали и пропадали розовые пятна. Пройдя темный зал, она в полумраке увидела подле окна группу детей, своих маленьких братьев и сестер, глаза которых были устремлены на нее. Надя остановилась на минуту перед гостиной, провела рукой по лбу...
— Надежда! — раздалось еще громче.
Надя расслушала слова матери: «Ты испугаешь маленького». И действительно, в ту же минуту заплакал ее меньшой брат, спавший в детской, в колыбели...
Надя с особенной силой распахнула двери и явилась пред отцом. Игнат Васильич был один; мать укачивала свое дитя в соседней комнате.
— Подойти ко мне, — сказал Дорогов.
Надя, бледная вся, стояла с опущенной вниз головой.
— Иди ко мне! — повторил отец.
Она сделала шаг вперед.
Отец устремил на нее неподвижный, злобный взор. Он молчал несколько минут...
— Говори что-нибудь! — при этом Игнат Васильич топнул ногой.
Надя не знала, что ей делать. Но вот она оправилась немного, на лицо выступила краска; быстро в голове ее пробежало: «Молотову нельзя было прийти... отец спрашивает ответа... сегодня срок... я сама объявлю ему».
— Говори же!
— Папа, — начала она тихо.
— Негодница! Развратница! — перебил ее резко отец.
Надя вздрогнула, кровь бросилась ей в лицо, она широко раскрыла глаза и с изумлением посмотрела на отца.
— За что? — спросила она с негодованием.
— Молчать! — крикнул отец.
Надя опять опустила голову. Она ничего не поняла. Игнат Васильич подошел к своей дочери, положил на плеча ее свои руки и остановил на лице ее неподвижный свой взор.
— Надя, — сказал он, — гляди мне прямо в глаза.
Она не шевельнулась.
— Ну!
Надя с страшным усилием подняла глаза и посмотрела на отца. Дорогов спросил ее шепотом:
— Вы целовались?
Надя не поняла.
— Целовались? — повторил он громко.
— С кем? — спросила она.
— Сама знаешь с кем!
Но ответа не было. Страх и обида, что ее держат за плечи, сдавили ей горло.
— Молотова знаешь? — спросил грозно отец и потряс ее за плеча так, что Наде больно стало.
Опять повторился плач ребенка в детской, и слышалось матернее убаюкивание.
— Так целовались?
— Да! — отвечала Надя раздирающим душу голосом.
— Негодница!..
Игнат Васильич надавил плечи ее руками так тяжело, что Надя наклонилась к его лицу и ощущала его злое прерывистое дыхание; потом он оттолкнул ее от себя. Надя опустилась на стул, закрывши лицо руками. Она была почти в беспамятстве.