Мой талисман (Романова) - страница 112

– Вы помните музыкальный салон на Аппер-Брук-стрит? – тихо спросила она.

– Конечно, помню. Вы так пели тогда, что, казалось, ангелы спускаются с неба, – чуть кашлянув, ответил князь Николай. – Я вспоминал эти вечера в самые трудные минуты, когда казалось, что жизнь черна как угольная яма.

– И я вспоминала, ведь так, как слушали вы, меня никто никогда не слушал, – призналась девушка, – я не знала отца, но я думаю, что он слушал бы меня так же.

– Отец, – сказал князь, опуская голову, и Генриетте показалось, что она услышала горькие нотки в его голосе. – Он гордился бы такой дочерью, если бы мог видеть вас.

– Спасибо, – кивнула девушка и, посмотрев прямо в лицо собеседника, сказала: – Только я не хотела бы, чтобы вы были моим отцом.

– Почему? – удивился тот, но Генриетта заметила радость, мелькнувшую в больших ореховых глазах князя. – Мне казалось, что мы подружились в Лондоне год назад.

– Я любила бы отца по-другому, – призналась девушка.

– А меня? – Николай спросил это так тихо, что Генриетте показалось, что она догадалась по губам, а не услышала эти слова.

«Что сказать? Признаться? – испугалась девушка. – Но он подумает, что я распущенная и нескромная».

Она разрывалась между желанием открыть свои чувства и страхом потерять того, о ком грезила все это время. Генриетта подняла глаза на князя, не зная, что ответить, и, не отрываясь, смотрела на него.

«Пойми сам, – мысленно умоляла она, – не заставляй меня на глазах у всей семьи объясняться тебе в любви».

И ее призыв дошел до собеседника. Девушка и не подозревала, что на ее подвижном лице отражаются все чувства, которые она испытывает. Смущение, робость и любовь, которую уже нельзя было скрыть, ясно читались в ее аквамариновых глазах. Николай улыбнулся и промолчал. В отличие от своей собеседницы, он видел, как сами хозяева и гости Черкасских искоса поглядывают в их сторону, но не привлекают занятую друг другом пару к общему разговору.

«Похоже, все уже ждут, что мы сейчас объяснимся, – подумал он. – Да я был бы счастлив, если бы не безумие отца».

Теперь, когда брат, зная все о том, что случилось с их отцом, собирался жениться, Николай уже не так категорично относился к своим словам, сказанным в доме кузена в Лондоне, о том, что ему нельзя иметь семью. Он устал быть одиноким, и Генриетта права – те вечера, когда она пела, принесли облегчение его измученной душе. Ее нежный серебристый голос уносил Николая в волшебную страну, где все и всегда счастливы, а его печаль отступала. Он так привязался к Генриетте, что не хотел покидать Лондон. Только приказав себе уехать, ничего не пообещав и ничего не спрашивая, он счел, что выполнил свой долг. И вот теперь эта дивная девушка, превратившаяся за год во взрослую красавицу, сидела рядом и смотрела на него полными любви глазами. Почувствовав, что у него больше нет сил сопротивляться, Николай уже открыл рот, чтобы признаться в своих чувствах, но в этот момент хозяева поднялись из-за стола, показывая, что обед окончен.