– Проходите, дорогая, наслаждайтесь, – предложила она, – я рада за вас.
С тех пор визиты Сикорской на Охту стали регулярными. Камер-фрейлина прихватывала вещи императрицы, лежащие в кладовых. Пока она не решалась брать драгоценности, это было слишком опасно, хотя государыня их почти не надевала, проводя все свое время на тихих одиноких прогулках или в госпиталях, приютах и женских благотворительных институтах. У Сикорской уже скопилось около двух тысяч рублей. Еще пару лет службы во дворце – и можно будет купить приличное имение.
Вчера, танцуя с князем Курским, Наталья подумала, что эти деньги можно отдать мужу как приданое, и те несколько минут, когда она воспарила в мечтах, ей даже было не жалко этих выстраданных денег, но сегодня она с радостью подумала, что направит их на другое. Она купит себе на эти деньги жизнь этого наглеца, посмевшего оскорбить ее. Он очень сильно пожалеет, что плюнул в душу Наталье Сикорской. Теперь она не успокоится, пока не сделает из него раба, и пока он не будет ползать, вымаливая у нее разрешения поцеловать ее ноги.
Камер-фрейлина оделась, гладко причесала свои темные волосы, греть щипцы и завивать локоны ей не хотелось. Тщательно запудрив следы бессонной ночи, Наталья в последний раз посмотрела на себя в зеркало. Красивее она не стала: тот же грубый нос, скуластое лицо и тусклые глаза непонятного серо-зеленого цвета, к тому же под глазами, несмотря на пудру, просвечивали темные круги.
«Скажусь больной, – сообразила она, – пожалуюсь гофмейстерине на недомогание и отпрошусь к доктору».
Она быстро дошла до кабинета императрицы, где гофмейстерина по утрам собственноручно разбирала почту государыни. Та, склонившись над столом, читала имена адресатов, далеко отставляя письма от глаз.
– Ваше высокопревосходительство, меня всю ночь лихорадка трепала, – жалобно вздохнув, сказала Сикорская, – разрешите мне к доктору съездить.
– Идите скорее, не дай бог, ваша болезнь на государыню перекинется, – замахала руками испуганная гофмейстерина, – она и так здоровьем слаба. Не приходите в ее покои, пока не выздоровеете, я сама предупрежу императрицу и других фрейлин, что вы больны.
Сикорская поблагодарила и, вернувшись в свою комнату, одела темный капот и черную вдовью шляпку с вуалью, оставшуюся у нее от траурного наряда, в котором она приехала в Грузино. Женщина, стараясь пройти незаметно, проскользнула на лестницу для прислуги и, спустившись в подвальный этаж, вышла во внутренний двор, а там и на улицу. Около Сената она увидела свободного извозчика и, подрядившись, приказала ехать на Охту.