Волны гуляли по палубе, перекатываясь и с шумом разбиваясь о надстройки. Ночью при свете звёзд, при каждом таком ударе волны вспыхивали тысячи зелёноватых искр. Они мерцали и светились даже после того, как волна схлынула – это фосфорицировали тысячи морских микроорганизмов. На это зрелище можно было часами смотреть не отрываясь!
Качка давала о себе знать: офицеры вперемешку с годками и карасями, с характерным рычанием вызывали по углам ихтиа-а-а-ндров. Мутило всех: и бывалых моряков, и зелёных карасей, – только кого больше, а кого меньше. Столовая команды непривычно пустовала. Ничего другого, кроме черных сухарей и соленых зеленых помидоров, есть было невозможно. Но это были ещё цветочки, со дня на день ожидался тайфун.
Сменившись с вахты, я, вцепившись обеими руками в шконку, стойко пытался заснуть. Но уснуть на качелях – занятие не из легких. Ноги то задирались выше головы, то наоборот опускались вниз. Меня то перекатывало с боку на бок, то подбрасывало вверх, то обрушивало вниз. Я стойко болтался по шконке с закрытыми глазами, прислушиваясь, как разбушевавшиеся волны бьются о тонкий борт корабля.
Входной люк на верхней палубе со скрипом открылся, и в полутёмный кубрик вместе с завывающим штормовым ветром и брызгами волн ввалился матрос Абаев. Я поднял голову. Абай сползал вниз по трапу, судорожно цепляясь руками за надраенные медные леера. Его смуглое лицо отдавало нездоровым зеленоватым отливом.
– Абай, ты чё? На разводе был?
– Уг-у… – поперхнувшись, Абаев схватился рукой за горло.
– Чего там?
– Помид-ор… давали. Зэлёный
– На меня взял?
– Я его вибросил, – простонал Абаев.
– Блин! Зачем? Мне бы отдал!
Абаев суетливо приподнял крышку рундука:
– Ты бы ни закх-о-те-е-ел….
Он хрипло «вибросил» в рундук еще несколько помидоров.
Абаев был прав: я бы не захотел. И без того слабый аппетит пропал без следа. Пуская тонкие липкие слюнки, бедный узбек мученически попытался заползти на свою верхнюю шконку. Он упорно карабкался туда, издавая тихие жалкие стоны. Качка кидала его из стороны в сторону. Наконец, через три минуты стараний он попал в унисон с движением корпуса корабля и его закинуло на верхнюю шконку. Абаев устроился на своём матрасе, поджав колени к груди, в позе новорожденного. Уткнувшись лицом в подушку, он издал тихий мурлыкающий звук.
Корабль накренился. Небесная бездна в виде неплотно закрытого люка разверзлась над головой Абая. Вал ледяной солёной воды смыл страдальца со второго яруса вместе с матрасом… Абай шлёпнулся на палубу. Звук был такой, как будто кто-то с силой бросил на палубу мокрую половую тряпку. У Абая не хватало сил даже стонать. Он сидел, обтекая, а окатившая его волна катала между его ног по палубе ещё пару-тройку «виброшенных» кем-то помидоров. Отстукивая зубами ругательства на неизвестном мне диалекте, Абай полез вверх по трапу отогреваться в машинное отделение…