Дочь скучает по нему? Как она может скучать, если он никогда не играл заметной роли в ее жизни?
Он хотел, чтобы она вернулась.
Он хотел компенсировать ей недоданное в прошлом.
Он хотел, чтобы у его дочери снова была настоящая семья.
И больше всего он хотел в жены женщину, которую у него даже не хватило ума самому выбрать.
Карета с отличными рессорами мчалась по Виндзор-роуд. Герцогиня Скарфилд сулила уставшему кучеру продвижение по службе, если он успеет в Лондон к свадьбе. По мнению ее мужа, даже погода боялась перечить его жене.
— Успокойся, Эмма, — сказал Эйдриан, положив голову жене на колени, над которыми с каждой минутой рос их наследник. — Семья не посмеет устроить свадьбу без тебя.
— Не говори чепухи. Нет ничего такого, чего моя семья не посмела бы сделать. Сколько раз я предупреждала Шарлотту не поверять секреты бумаге! Почему я надеялась на лучшее? Моя семья создана для позора.
Эйдриан про себя улыбнулся. С течением беременности Эмма все больше напоминала изящный чайник из китайского фарфора, чьим назначением было постоянно выпускать пар.
— Ты напрасно волнуешься, Эмма, — успокаивал он жену. — Сомневаюсь, что у Шарлотты есть какие-то секреты.
— Я не хочу приехать за минуту до свадьбы.
— Конечно.
— Я хочу подготовиться.
— Разумеется.
— Ты пытаешься меня утихомирить?
— Я…
— Насколько я знаю Джейн и Хлою, они нарядят Шарлотту в платье от этой скандальной мадам Дивайн. Не думаю, что ты ее помнишь. Она создает вызывающие наряды для любовниц и…
Эйдриан взглянул на нее как ни в чем не бывало.
Эмма в ответ нахмурилась.
— Не отвечай. Мне и без того есть о чем подумать. Что будет с академией? — не унималась она, потянувшись поднять занавеску. — Ты не можешь сделать так, чтобы карета ехала быстрее?
— Мы ведь не хотим причинить вред нашему наследнику? — выпрямился он. — Не беспокойся. Академия это переживет.
— Я не могу не беспокоиться.
— И что в этом хорошего?
— Мужчины просто не понимают.
Урожденная Эмма Боскасл, вдовая виконтесса Лайонс или, как ее звали в семье, Прелестный Диктатор и миссис Зануда, считалась аномалией в лондонской ветви Боскаслов. Воинственная в своем стремлении переделать неучтивых или склонных к скандалу, она считала своим призванием открыть академию для юных леди как пример членам собственной семьи, знаменитой непрерывными любовными интригами.
— Я полагала, что нашла в Шарлотте родственную душу, — задумчиво произнесла Эмма. — Она почти такая же уравновешенная, как…
— …как ты.
Эмма кивнула.
— Она процветала под моей опекой. Она восхищалась мной, ты это знаешь. Но возможно, я дала плохой пример. Я была лицемерной.