В половине первого Эрика еще не было, и мы попросили секретаршу его найти. Она сделала пару звонков и сказала, что Эрик все еще занят с Тони. Без пятнадцати час, поскольку их общение никак не заканчивалось, Кларк принял решение пойти и напомнить Тони о интервью для «Пипл». Секретарша сказала, что они были в студии С. Мы прошли по коридору, осторожно открыли дверь, над которой горела надпись: «ИДЕТ РАБОТА», и вошли в студию, стараясь не привлекать к себе внимания. На одной стене висел экран, на котором шел «Ворон-2». Рядом с противоположной стояла стеклянная будка, в которую был заключен перепуганный Эрик Клостенхаймер. Всей своей массивной фигурой он нависал над стойкой с микрофоном, сжимая ее побелевшими руками. Между экраном и будкой находился пульт с тысячей циферблатов, кнопок и всяких сверкающих штуковин.
Перед пультом стоял Тони Уоксман и грозил Эрику кулаком.
— Меня слышно? — пролаял он одному из двух звукорежиссеров. Тот показал: о'кей. — Слушай меня, Клостенхаймер. Мне наплевать, сколько времени это займет. Ты у меня заговоришь, как американский Ворон, даже если будешь повторять, пока не сдохнешь.
Эрик был способен только нервно кивать.
— Мотайте! — заорал Тони на операторов, указывая пальцем в потолок.
Те нажали на несколько кнопок, и фильм начался заново. Эрик стоял в будке и говорил одновременно со своим изображением на экране. Записывали фразу «Я Ворон. Никогда больше злые силы не потревожат вас». Эрик прекрасно справлялся с синхронизацией, но его «в» звучало чуть мягче, чем нужно.
— Что это за хренотень? Форон? Потрефожат? Фас? — Тони сопровождал каждое слово ударом кулака по пульту.
Эрик съежился в своей будке.
— Я попробую снова.
— Мотайте!
На сей раз получилось немного лучше, но все равно никто на свете не поверил бы, что этот парень родился в Канзасе. Лицо Тони побагровело, и он захрипел. Он подцепил стул, раскрутил над головой и запустил им в будку. Тот отскочил от тяжелых, звуконепроницаемых панелей. Глаза Эрика расширились от ужаса. Сейчас он уже не выглядел занятным. Казалось, что он вот-вот намочит свои кожаные штаны.
Тони велел включить микрофон и приказал Эрику выйти из будки. Эрик медленно отворил дверь и спустился на две ступеньки, отделявшие будку от остального помещения. Тони приблизился к Эрику так, что его нос картошкой едва не касался изящного, тонко очерченного носа Эрика.
— Мне что — выбить из тебя эту гребаную дурь, айн-цвай-драй? — вопросил Тони. — Выбить, да? Потому что я делаю здесь гребаное кино, и я сделаю его. Я сделаю его, твою мать.