Истертые деревянные ступеньки жалобно скрипели под его ногами. В редакции было пусто. Барни решил, что газета перестала существовать. Помещение грязное, тусклое, сверкали только головки гвоздей в полу. Однако вся эта незавидная обстановка, несущая на себе следы запустения, почему-то навела его на мысль, что он не возражал бы стать репортером. От пыли щекотало в носу, об удобствах не приходилось заикаться, но он ждал, что вот-вот перед ним предстанут живые люди со стопками газет.
Единственным дуновением жизни был здесь запах мочи из-за приоткрытой двери. Перед давно не мытыми окнами стояли пустые письменные столы. Самыми свежими отпечатками на них были дыры, оставшиеся от когда-то намертво привинченных пишущих машинок, сданных в металлолом.
Барни был больше всего поражен отсутствием телетайпов, отщелкивающих новости внешнего мира. На стенах вместо привычных первых полос висели газетные развороты с рекламой супермаркетов. Первым признаком реальной жизни стал звук воды в унитазе. Из туалета вышел крупный мужчина. Он двигался с трудом, видимо, испытывая боли в кишечнике. Рукава его рубашки удерживали над локтями старые дамские подвязки. Брюки морского покроя из грубой ткани. И суровое, почти величественное выражение лица, как у человека, терзаемого застарелыми муками сексуальной вины. Весь его облик вызывал уважение.
— Чем я могу вам помочь, сэр? — «Сэр» прозвучало обезличенно, как и все приветствие. Достаточно было минутного наблюдения за его походкой, чтобы понять, что он страдает от приступа геморроя.
— Я ищу издателя, — сказал Барни бредущему мимо него страдальцу.
— Вы его нашли.
— Как поживаете?
Это вряд ли могло именоваться жизнью. Издатель ковылял к мягкому креслу, пытаясь скрыть боль за неприступным выражением лица. Барни подумал, что люди такого склада воспитывали своих детей в строжайшей дисциплине. Как теперь выяснялось, их строгость объяснялась злейшим геморроем.
— У меня с собой фотография Сиам Майами, певицы, выступающей сегодня…
— Почему фотографию не прислали вместе с текстом объявления?
Барни понял, что с издателем нельзя разговаривать, когда он пытается сесть.
— Не знаю.
Грузный издатель так и не сел. Казалось, он парит над креслом, как воздушный шар с дыркой.
— Теперь поздно. Надо было передать фотографию вместе с текстом. Между прочим, объявление у вас маленькое. Вы что, держите ее в секрете?
— Если бы решения принимал я, то не пожалел бы целой страницы.
— Не желаю пачкать свою газету сексом. У нас чистый город. Это вам не Юнион-Сити и не Нью-Йорк. Мы — простые люди, и нам нравится все целомудренное.