. Это письмо датировано 14 сентября 1910 года и позволяет определить с достаточной степенью точности время знакомства Иванова не только с Кузминым, но и со своим старшим и несравненно более знаменитым однофамильцем — Вячеславом Ивановым
[757]. Подтверждение этому можно обнаружить также в письмах Иванова к Кузмину, в частности в датированном 1910-м годом сонете-акростихе «Моя поэзия»
[758].
Вполне возможно, что знакомство с Н.И. Кульбиным действительно состоялось осенью 1910 г. после выхода в свет сборника «Студия импрессионистов»[759]. Логика событий, выстроенная в «Петербургских зимах», выглядит вполне убедительной: в апреле выходит «Студия импрессионистов», летом 1910 года Иванов узнает о ней и читает, а осенью, по приезде в Петербург, знакомится с издателем, Н.И. Кульбиным.
Однако, как показывают документы, сам дух их знакомства был несколько иным, чем он предстает в «Петербургских зимах», где сказано: «Я завел новые литературные знакомства, более «подходящие» для меня, чем общество Крученых и Бурлюков. <...> И очень удивился, когда в январе 1913 года получил на знакомой мне буро-зеленой бумаге настойчивое приглашение приехать вечером. <...> Я больше не бывал у К. после этого вечера, да и он не приглашал меня» (Т. 3. С. 23, 25). Недавно была опубликована дарственная надпись Иванова Кульбину на книге «Горница», вышедшей весной 1914 года[760], и содержание ее, как представляется, свидетельствует о совсем ином стиле и духе отношений, чем он был показан в книге (конечно, следует иметь в виду, что до некоторой степени Иванов, конечно, играл с адресатом): «Дорогому, горячо любимому Николаю Ивановичу Кульбину. Теперь я могу подарить Вам эту книгу, не стыдясь ее — я твердо теперь и ясно вижу, что она вся в прошлом, и я на новом пути. Целую Вас, Николай Иванович, указавший мне родники чистой воды. Целую и благодарю. Георгий Иванов»[761]. Очевидно, что инскрипт был сделан не сразу по выходе книжки, а какое-то время спустя, и возможно, что он каким-то образом связан с недатированной запиской Иванова к Кульбину: «...Николай Иванович, — беседа с Вами нужна мне более чем когда-нибудь, — только теперь я понял, на что пригодны все акмеистические и эстетические тросточки, на которые я опирался. Нишу Вам это с тем же светлым чувством, с каким писал первое свое письмо из провинции. <...> Вот: я ясно вижу, что никакие ликеры самые изысканные не могут заменить воды живой, когда придет настоящая жажда»[762]. Как явствует из содержания инскрипта и записки, у Иванова с Кульбиным в 1914—1916 гг. были какие-то особые отношения, связанные с теоретической полемикой вокруг акмеизма и собственным отношением Иванова к этому литературному направлению.