.
Сообщенная Олимповым дата подтверждается письмом Северянина к Граалю-Арельскому: «Милый Грааль! Пожалуйста, приди завтра, 17-го, утром (от 11 до 12 1/2 дня) и принеси 1 р. К этому времени придут Иванов и Костя и принесут по рублю. В 1 ч. мы отправимся в типографию и получим заказ, стоющий 4 р. Корректура уже просмотрена. Жму твою руку. Игорь»[775]
О содержании манифеста в воспоминаниях по поводу публикаций Иванова Северянин ничего не говорит, ограничиваясь лишь внешним описанием: «Мы издали «манифест», разослали его по редакциям почти всей России, записались в «Бюро газетных вырезок» и стали ждать откликов прессы. Эти отклики не заставили себя долго ждать, и вскоре мы были буквально завалены вырезками с отборной руганью по нашему адресу. А в сущности и браниться-то было не за что, так как ничего чудовищного в нашем манифесте не было. Просто мы пытались в нем доказать, — насколько удачно, я уж теперь судить не берусь, не имея под рукою этого документа, — я говорю доказать, что в мире есть только одна бесспорная истина — душа человеческая как составная часть Божества» (Северянин. С. 69). Напомним, что это было сказано еще до появления в печати того отрывка из цикла «Китайские тени» (впоследствии включенного в текст «Петербургских зим»), который касался непосредственно истории взаимоотношений Иванова и Северянина. Кстати, не лишено вероятности, что сам фрагмент «воспоминаний» Иванова был написан после того, как Иванов познакомился с текстом «Успехов Жоржа» и неминуемо должен был отреагировать как на снисходительный тон былого «мэтра», так и на некоторые довольно неприятные его намеки[776].
В других же воспоминаниях, рассказывая о своем пути в литературе, Северянин конкретизировал свою раннюю концепцию эгофутуризма несколько более, заявив: «Лозунгами моего эгофутуризма были: 1. Душа — единственная истина. 2. Самоутверждение личности. 3. Поиски нового без отверганья старого. 4. Осмысленные неологизмы. 5. Смелые образы, эпитеты, ассонансы и диссонансы. 6. Борьба со «стереотипами» и «заставками». 7. Разнообразие метров» (Северянин. С. 36). Несомненно, что между реальными «Скрижалями» и их переложением в воспоминаниях Северянина есть определенные расхождения, но в то же время нельзя не признать, что и в манифесте Северянин — как и солидаризовавшиеся с ним Иванов и другие — попытались довольно неясно выразить некоторые положения, значительно более отчетливо сформулированные Северяниным 12 лет спустя.
Следующий момент контроверзы между воспоминаниями Северянина и Иванова относится к взаимоотношениям их обоих с «Цехом поэтов» и с Гумилевым. Настойчивое повторение одних и тех же доводов не может не заставить всмотреться в эпизод внимательнее.