Вниз вела грубо сколоченная лесенка. Спуститься пришлось всего метра на три, далее узкий ход с неровными каменистыми стенками становился горизонтальным. Хранитель шел впереди, освещая путь своей лампой. Прошли несколько плавных поворотов и, наконец, оказались на свежем воздухе, протиснувшись в очередной тесный люк. Всего преодолели, по ощущениям, метров триста. Выходили наружу с некоторым опасением, приготовившись к любому развитию событий. Но нас встретила лишь пустая каменистая степь, овевающая душным даже ночью легким ветерком. Как только последний из нашей компании оказался снаружи, старик, не прощаясь, захлопнул люк, замаскированный камнем средних размеров. Теперь надо добраться до постоялого двора, где располагались основные силы нашего отряда вместе с лошадями, постаравшись не потревожить стражей на стоящей рядом укрепленной заставе.
Кое-как, цепляясь за колючие кусты, пробрались дальше. Через пару сотен метров вышли к крайним сараям пригорода, в котором размещался и искомый постоялый двор. Я негромко – лишние свидетели не нужны – постучал в калитку. Прошло несколько минут, но ответа не последовало. Тогда пришлось стукнуть сильнее. За забором послышались шаги, и грубый сонный голос осведомился по-арабски, каких еще джиннов принесло сюда среди ночи и чего им требуется. Цадок попытался объяснить, что мы хотим воссоединиться с частью отряда, уже три дня находящейся здесь, но страж постоялого двора, не в очень приличных выражениях, предложил нам прийти после восхода солнца. При этом, в процессе произнесения данной фразы, его голос явно удалялся, а роль завершающей точки сыграл стук двери.
И что теперь делать? Не ломать же довольно крепкие ворота, разбудив полгорода и бойцов на заставе! Анна ничем помочь в данном случае не могла. Пришлось расположиться здесь же, на пустыре. Олег выставил охрану, а я, по-рыцарски расстелив на голой земле свой плащ, уложил на него девушку, поклявшись сторожить ее сон. То ли она так доверяла мне, то ли просто настолько устала и перенервничала, что без возражений улеглась и практически сразу же заснула. Да и я, присев рядом и прислонившись спиной к спине кого-то из бойцов, тоже задремал, несмотря на немного пробиравшую прохладу, спустившуюся с окрестных гор. В Иерусалиме даже в самые жаркие дни к утру становится прохладно.
Разбудил меня свет невидимого еще из-за гор солнца, отраженный от ярко-голубой небесной сферы и заливший окрестности города. Наша компания, в разных позах валявшаяся на пустыре, являла собой достаточно смешное зрелище. Но зрителей пока не наблюдалось – из окрестных домов только начинал доноситься стук открываемых ставен и голоса едва проснувшихся жителей. Быстро приведя себя в подобие порядка, опять направились к злополучным воротам. Теперь у сторожа не имелось ни малейшей причины не открыть калитку, однако он делал это настолько нарочито медленно, что я не удержался и, услышав, наконец, звук упавшего запора, со злости сильно пнул несчастную дверь. Тормознутый сторож, не ожидавший подвоха, получил краем калитки в бровь и, осев на землю, завыл от боли, кляня меня разными нехорошими словами и грозя пожаловаться страже. Я ответил ему в том духе, что он волен жаловаться куда угодно, все равно задерживаться мы не собирались.