Петерс вошел. Комиссар последовал за ним и оказался в бистро как раз тогда, когда тот заказывал себе некое подобие абсента.
Он стоял перед подковообразной стойкой, по которой время от времени проводил грязной тряпкой официант в синем фартуке. Слева от него расположилось несколько каменщиков в пропыленной одежде. Справа оказался инкассатор газовой компании.
Окружающие были шокированы безупречным обликом Латыша, изысканной роскошью мельчайших деталей его туалета.
Видно было, как блестят его слишком светлые, подстриженные щеточкой усики, редкие брови. Латыш взглянул на Мегрэ, вернее, на его отражение в зеркале, в котором они и встретились глазами.
И комиссар уловил подрагивание губ, чуть заметное трепетание ноздрей.
Чувствовалось, что Петерс вынужден следить за собой.
Вначале он пил медленно, но затем залпом проглотил то, что еще оставалось в стакане, указав пальцем:
— Повторите.
Мегрэ заказал себе вермут. В тесном баре он выглядел еще крупнее, еще массивнее. На Латыша он смотрел неотрывно.
Действие перед комиссаром разворачивалось, словно на двух сценах одновременно. Как это уже было с ним недавно, образы накладывались друг на друга. Из-за нынешней декорации проглядывало убранство грязного бистро в Фекане.
Петерс раздваивался. Мегрэ видел его одновременно в двух обличиях: в светло-коричневом костюме и поношенном макинтоше.
— Самому мне что ли себя обслуживать? — шумел один из каменщиков, стуча стаканом о стойку.
Петерс принялся за третий аперитив; комиссар со своего места чувствовал, как отдает анисом эта опаловая жидкость.
Служащий газовой компании передвинулся так, что Мегрэ и Петерс оказались совсем рядом, почти касаясь друг друга локтями.
Мегрэ был на две головы выше его. Они стояли напротив зеркала, поглядывали друг на друга из его серой мути.
Лицо Петерса стало меняться, сперва помутнели глаза.
Он сухо щелкнул пальцами, указывая на свой стакан, провел рукой по лбу.
И этот жест как бы послужил сигналом к началу сражения, которое развернулось на его лице. На Мегрэ смотрел в зеркале то постоялец отеля «Мажестик», то борющийся с душевной мукой любовник Анны Горскиной.
Однако это выражение ни разу не задержалось на его лице надолго. Отчаянным усилием воли Петерсу Латышу удалось вернуться к прежнему образу. Только глаза оставались глазами русского бродяги.
Он вцепился левой рукой в стойку. Его качало.
Мегрэ решил поставить опыт. В кармане у него была фотография г-жи Сванн, которую он вытащил из альбома фотографа в Фекане.
— Сколько я должен? — обратился он к официанту.
— Сорок пять су.