— Там работал и учился. Потом поступил в университет, на астрономо-геодезическое отделение физико-математического факультета.
Билибин видел в астрономе и что-то наивное, и серьезное, и настойчивое — находил что-то похожее на себя. И уже совсем серьезно спросил:
— Геодезистом работали? Астропункты устанавливали?
— Работал. Устанавливал. В Криворожье. В Карелии.
— Но Колыма — не Криворожье и даже не Карелия…
— Знаю. Край суровый, неисследованный, потому и тороплюсь на Колыму.
— Ну что ж, Дмитрий Николаевич Казанли, собирайтесь.
На другой день Митя сдавал последний экзамен. Он отвечал по теории относительности, говорил о координатах времен и пространств. Экзаменатор, старик-профессор, увлеченно слушал его и сам, глуховатый, гудел ему на ухо:
— Хорошо, мой друг, хорошо! Несколько лет углубленной работы, и — обеспечена кафедра!
Мите еще осталось получить диплом, но это он считал формальностью. И побежал по магазинам закупать топографические сумки, рюкзаки, самосветящиеся компасы, самопишущие ручки, книги по геодезии, астрономии и другим наукам.
Своей квартиры Митя не имел. Все купленное он приносил в комнату сестры, завалил все стулья, диван, стол, и комнатушка в шестнадцать квадратных метров превратилась в склад Колымской экспедиции.
Митя привел сюда Цареградского, представив Ирине:
— Мой друг Валентин. Едем вместе.
Митя и Валентин притащили с собой какую-то аппаратуру, приборы, меховую одежду, валенки, большие ящики для укладки вещей. К сборам они привлекли и ее: попросили сшить для колымского золота сто маленьких, как кисеты, мешочков.
Список снаряжения, составленный Билибиным, был велик, и они целыми днями мотались по магазинам.
В один из этих хлопотливых дней к Ирине пришел Коля Корнеев, только что окончивший Академию художеств. Сын портного, он очень гордился дипломом архитектора, но распределением был недоволен и пришел посетовать на свою судьбу:
— Что я там буду делать — в этой старой дыре Новгороде? Копошиться в обломках прошлого? Я, комсомолец, должен строить новое! Но меня никто не слушает, — Коля посмотрел на Ирину, у нее он всегда находил сочувствие, но Ирина шила из желтого ластика[1] какие-то мешочки и не подняла головы.
— Я могу тебе помочь, — вдруг уверенно обнадежил Митя. — Видишь, сестра шьет мешочки? Это — для золота. Я еду на Колыму и могу предложить тебя в нашу экспедицию на должность завхоза. Поедешь на Колыму — тебя наверняка освободят от Новгорода.
Коля вытаращил глаза. Митя, имея голову, полную неожиданных идей, часто так огорошивал. Коля некоторое время остолбенело стоял, потом захохотал и повалился на диван.