— …Воспользовавшись своим знанием электронных систем защиты, этот презренный выродок проник в рубку связи, чтобы сделать свое грязное дело — предупредить врага о штурме!
Гул прошел по рядам — низкий рык; блеснули ненавистью глаза, сжались кулаки. Гад! Он продал их жизнь задешево — теперь их встретит крепость, готовая к отпору. И многим, ох многим не вернуться на знакомую орбиту…
Антор знал, что происходящее транслируется на весь корабль — и те, кто спроектировал этот рейд, тоже смотрят сейчас на экран. На свою первую жертву. О чем они думают? Жгучая жалость затопила его едкой соленой влагой, не утоляющей жажду — как угораздило этого младенца подставить свою голову под этот жернов? Что он хотел сделать? И почему, почему ничего не сказал?!
«Смерть предателю! Смерть!» — выкрики становились настойчивее. Прэгг молча выжидал, пока температура чувств, раскалявших толпу, не поднимется до нужной черты. Потом, подняв руку, раздвинул губы в усмешке:
— Значит, все согласны, что закон здесь неприменим? Хорошо.
В наступившей тишине он четко повернулся и доложил невидимому капитану:
— Десант принял решение — арестованный не попадает под юрисдикцию корабля… Прошу полномочий для суда чести!
Несколько секунд прошло в молчании. Потом конвоиры, синхронно отсалютовав, повернулись кругом и мерным шагом удалились через сразу же закрывшийся за ними люк. Томительная тишина после лязга металла… ее разорвали торжествующие крики — ответ был получен.
…Процедура суда не занимала Антора — обряд перед закланием… Обряды, ритуалы — их тесный круг давил, выпрямляя все нестойкое, мягкое, слишком человеческое и непоправимо уродуя его. Пятьсот человек выносили решение — каждый должен был произнести роковое слово, поставив этим подпись под приговором. Круговая порука, скрепленная кровью… Нет, про него не забыли: «Антор Велес, Т-разведчик…» — разнеслось под низкими сводами. Подняв отяжелевшую голову, он с ужасом ощутил уставленные на него сотни глаз, горящих одним желанием… Это смерть! И, не успев осознать и проклясть свой благословенный инстинкт самосохранения, он произнес одними губами: «Виновен…»
Мовай так и не открыл глаза. Даже когда услышал имя своего командира — Антору не удалось встретиться с ним взглядом. Казалось, афрана уже давно нет здесь, а обозленные судьи, чтобы хоть как-то выместить гнев, судят сделанное в изощренном раже чучело. «Но почему же я чувствую себя виноватым? Ведь он действительно предал нас! Зачем…» — мысленные увещевания не помогали избавиться от тяжести на душе. Все идет, как идет, и ничего теперь не изменишь — трезвый рассудок пытался укротить взбаламученное месиво чувств, таких послушных обычно классному эмоциотехнику…