Торможение с такого разгона будет утомительным и небезопасным. Вокруг хороводом закружились звезды — набившая оскомину картина… Однако насладиться ею в полной мере он не успел:
— Сбор Минимальных Данных Именования завершен, — пробулькало сверху.
«Как, уже?» — поразился Пик, так и недоёрзав в кресле. Он рассчитывал по меньшей мере витков на тридцать… Что же, у этой планеты кроме массы и нет ничего? Тем лучше!
— Разрешите приступить к именованию?
— Давай! — Пика обуял азарт. Если на название кибер затратит не больше, чем обычно, можно будет обновить рекорд по скорости мдения! Надежды оправдались — спустя полторы минуты под сводами рубки грянуло обязательное «Хепи бездей», и на именинном табло розовыми буквами засветилось названьице: «ГМ».
«Гм…» Пилот с недоумением смотрел на экран — у него еще не было повода заподозрить своего навигатора в остроумии. Может, он… того?
Пик вспомнил хрестоматийный случай с сумасшедшим интелем, восемьдесят суток кружившим вокруг планеты, название которой потом не смог расшифровать целый полк лингвистов. Надо будет по возвращении обратиться к киберпсихологу…
— Время выхода на орбиту… изменено. Один час двенадцать минут стандартного времени…
Что-о?! Пилот не верил своим глазам — планета отдалялась! Именинное табло налилось синевой и замигало в каком-то разухабистом ритме: «Гм… Гм… Гм…»
— Время выхода на орбиту… два часа шестнадцать минут… Что за черт!?
— …три часа пять минут… Курс изменен… изменен… …изменен…
Точка на планшете закручивала что-то, похожее на «мертвую петлю».
— Боже мой! — простонал пилот Пик, убедившись, что зрение его не обманывает. Мало он гонялся за планетами — теперь они от него еще и удирают!
— …два часа шесть… один час… ндартного врмн… Сорок пять минут, — неожиданно четко доложил кибер, пискнул и замолк. Сигнальные огни на пульте померкли…
— Эй! — позвал Пик, озираясь и нервно поеживаясь.
Прозрачный куб планшета подергивался, словно от помех — громадная планета замыкала петлю вокруг крохотного разведчика, словно змея, заглатывающая свой хвост. Пилот внезапно понял — не умом, а каким-то шестым пилотским чувством, смысл этого ни с чем не сообразного, чудовищного маневра — и, поняв, так и остался сидеть с открытым ртом до тех пор, пока вновь не ожили динамики, и все помещения корабля наполнил непередаваемый звук — могучий и мягкий одновременно, он гремел торжествующим оркестром, хоралом, стихией, рыком — как только и мог звучать голос целого мира…
— БОЖЕ МОЙ, — сказал голос, — ЕЩЕ ОДНА…