— Понятно… Ах, ч-черти бы тебя взяли! — Скрипнув с досады зубами, Янков снова ухватил себя за волосы, теперь уже хорошо осознавая весь ужас своего положения. — И черт меня свел с этим мерзавцем Пережогиным. Ну я его… вражину, все равно теперь, семь бед — один ответ, убью гада, сегодня же.
— Хо, хватился, он уже теперь десяту Казань проскребает.
— Как, удрал, што ли?
— Сразу же. Видит, что делов наворошили невпроворот, мигом собрал свою банду и на станцию. Там в момент погрузились в вагоны, и поминай их как звали. Они, брат, не по-нашему.
— Вот гад. Ну да ничего, он мне еще, стервуга, под замах попадется. — Янков помолчал немного, вспомнил другое — Слушай, а где же деньги-то?
— Известно где, в ресторане остались. Ты ить расхвастался, как приискатель али купец самый богатый, давай швырять золотушками в монархистов горстями, а потом и керенки раскидал да за пропой отдал. Пришлось мне вчера пойти с ребятами нашими да поприжать там одного буржуишка. Керенок разжился, ишо больше того, што было, а добрых-то денег всего три золотушки осталось, вот и разгуляйся на них.
— Надо было сдать в банк хоть керенки-то, все бы грехов-то поменьше осталось.
— Только и осталось в банк мне заявиться, ждут меня там, как свет солнца. Да и то сказать, с большаками-то, черти бы их нюхали, нам теперь уж все равно не ручкаться, а деньги в дороге пригодятся. Они хоть и никудышные, а без них ишо хуже. Давай-ка обувайся живее, поедим, да убираться надо подобру-поздорову.
— Ты чего опять задумал, бежать собираешься?
— А чего же больше-то? Ждать, когда за нами придут? Нет уж, извини-подвинься. Может, тебе от большого-то ума отдохнуть захотелось в тюрьме, а мне она в девках надоела. Ну так што, останешься, што ли?
— Отвяжись!
— Скажи на милость! — Спирька поднялся со стула, сердито покосился на бывшего комдива. — Ну ежели так, сиди тут умничай, а мне некогда. Пойду скажу ребятам, чтобы седлали, да ехать надо, пока не поздно. — И вышел.
Уже взошло солнце, когда в доме появился Спирька. Янков, заложив руки за спину, медленно прохаживался по комнате. Солнечные зайчики сквозь разрисованные морозом стекла окон играли на полу, на задней стене, где рядом с папахой висел казачий полушубок с мер-лушчатой опушкой на груди и заплатой на левом рукаве. Повернувшись к Спирьке, Янков оглядел его с головы до ног, как будто видел своего ординарца впервые, спросил:
— Конь мой здесь?
— Где же ему быть, здесь.
— Седлай.
— Значит, едешь! — обрадовался Спирька. — Давно бы так. А то сидит, ни мычит, ни телится. Я же говорю, что наше дело теперь…