.
— Да говори ты толком, чума китайская! И не торчи передо мной, как ржавый гвоздь, сядь и расскажи, что и как было!
— И вот завсегда так, выручи его из беды, а он тебя же облает, да ишо норовит из ливольверта садануть. — Сердито сопя, Спирька сел на стул рядом с кроватью, поскреб всей пятерней в затылке и продолжал, все так же с укоризной в голосе — Шилов арестовывать вздумал, скажи на милость. Заспорил с Пережогиным, тот начал доказывать, что Шилов теперь большой начальник у большевиков в Чите, а тебе чегой-то не понравилось, ну и похвастал Пережогину: «Сейчас я тебе Шилова за ухо приведу». Вот и привел на свою голову.
— Ну, дальше что?
— Не нукай, не запрег ишо…
— Ты что это сегодня, зараза несчастная! Ты как со мной разговариваешь! — воскликнул Янков, взбешенный развязным тоном Спирьки, и даже пошарил вокруг себя, чем бы запустить в наглеца, но под руку ничего, кроме подушки, не попадало. Спирька даже и глазом не моргнул, продолжал грубить и дальше:
— Что разорался-то? Я теперь с тобой в одних чинах состою. Откомандовал дивизией, хватит. Теперь тебе одна дорога: на губу и в дригунал.
Янков только крякнул, схватился за голову: «Боже ты мой, что же это я наделал!» — восклицал он про себя, поняв наконец, что Спирька прав, что за все то, что натворил он, связавшись с анархистами, его следует отдать под суд. А Спирька продолжал хрипеть дальше:
— Забрал с собой этих монархистов пережогинских человек пятьдесят, ну и меня, конешно, с собой, и марш в киятру. А там народу полным-полно, Шилов стоит высказывается. Ну, мы и поперли напролом, пьяны были в дымину, а тут откуда ни возьмись Красная гвардия, казаки, какие с большевиками заодно, за шашки — ну и взяли нас в толчки. А ты в это время давай из нагана стрелять да заместо Шилова-то в лампу угодил. Я хотел было оттащить тебя, не допустить до стрельбы, а ты меня же наганом по харе, как ишо глаз не вышиб.
Янков, слушая Спирьку, только морщился и в душе проклинал себя за все им содеянное.
— Дурак, дурак, — твердил он, — что натворил, под суд теперь, под суд, и правильно, поделом вору и мука. — И, взглянув на Спирьку, сообразил теперь, откуда у него такой фонарь под глазом, пробормотал смущенно — Ты уж меня извини, Спиридон, может, это я как-нибудь нечаянно.
— Да ладно уж, я тоже хотел тебе так же нечаянно съездить по уху, да некогда было. Тут такое поднялось, что мы скорее давай бог ноги. Хорошо ишо, что казаки наши тут подвернулись, мы тебя подхватили вчетвером и перли на руках до самой казармы. А там я думаю: не-ет, в казарме нам теперь не житье, надо куда-нибудь сматываться с глаз долой. Подговорил я ребят, заседлали тихонько коней, да и махнули к моим знакомым в Кузнечные ряды. Вот как мы и очутились тут, понятно теперь?