— Здравствуй, Зиновий Петрович! — Лазо вышел из-за стола навстречу командиру аргунцев, поздоровался с ним за руку и тут же предложил ему поехать вместе в Прибайкалье. На вопрос, согласен ли он, Метелица не задумываясь ответил:
— Ваше дело приказать, товарищ командующий, а я привык исполнять приказы без всяких разговоров.
— Приятно слышать такое. — Сумрачное лицо Лазо озарилось теплой улыбкой. — Признаться, другого ответа я и не ожидал, хотя и знаю, что нелегко расставаться с аргунцами, верно?
— Верно, — подавив тяжкий вздох, признался Метелица, и темное облачко грусти омрачило энергичное, всегда веселое лицо боевого командира, а голос его зазвучал по-необычному глухо, подавленно, — пятнадцать лет в этом полку, свыкся. И казаков покидать жалко, и коня моего Ваську, другого такого-то уже не будет. А может, разрешите, Сергей Георгиевич, взять его с собой? Ведь и там конь-то мне потребуется, разрешите?
И столько было мольбы, и в голосе и в серых отчаянных глазах Метелицы, что и у Лазо дрогнуло сердце, не смог отказать в этой просьбе, согласился.
— Спасибо, Сергей Георгиевич! — воскликнул сразу повеселевший Метелица. — А может, и казаков разрешите прихватить, которые со мной приехали? Их всего десять человек, но ребята такие, что целого взвода стоят, а под них и под коней всего два вагона потребуется.
— Можно, — согласился Лазо, — только быстрее пусть собираются.
— Какие у казаков сборы, не успеет стриженая девка косы расплести.
Метелица вихрем сорвался с места, помчался к своим казакам.
Проводить Лазо и отъезжающих с ним товарищей пришли вместе с Фролом Богомягков, Киргизов и новый командир 1-го Аргунского полка, бывший прапорщик-аргунец Василий Бронников.
Уже все готово было к отъезду, казаки прицепили к классному вагону еще две теплушки с поставленными в них конями и даже травы натаскать в них успели, чтобы было чем кормить лошадей в дороге, да и самим-то ехать удобнее, растянувшись на мягкой душистой кошенине. Из паровозной будки выглядывает машинист, ожидая сигнала к отправке, а Лазо все еще не может расстаться со своими соратниками, с которыми сдружился он за эти боевые, героические месяцы на фронте. Они окружили его, только теперь полностью осознав, как дорог им был Лазо, которого они уважали как начальника, как друга, искренне сожалея, что он от них уезжает. И времени остается мало, а сказать надо еще много, потому и спешит Метелица и говорит что-то Бронникову, сует ему исписанные листки из блокнота и еще что-то пишет. Киргизов слушает, что наказывает ему Рускис, согласно кивает головой, а сам глаз не сводит с бывшего командующего. Больше всех говорит Лазо и то теребит за рукав Богомягкова, то хлопнет по плечу Балябина, а тот угрюмо молчит, лишь изредка вставляя в разговор и свое слово; с грустной улыбкой смотрит на отъезжающего друга Георгий Богомягков.