Себастьян очнулся от оцепенения и побежал назад. Его взгляд остановился на лампе, стоящей на столе. Если бы он смог ее потушить, в лаборатории воцарилась бы кромешная тьма – и тогда четверо рослых и сильных мужчин утратили бы свое преимущество. Он увидел, что Бригитта спаслась от преследователя и уже одолела половину лестницы, но тут к ней потянулась закутанная в монашескую сутану рука. Увидел, как Гансик попытался прошмыгнуть между ног одного из нападающих, но ему это не удалось, и его потащили назад; увидел двух других карликов, которые убежали в самую дальнюю часть помещения и стояли там, вцепившись друг в друга, парализованные, похожие на загнанных в угол кроликов… Если ему удастся погасить лампу, он наверняка спасет своих друзей.
Себастьян изо всех сил толкнул стол, на котором стояла лампа. Она покачнулась. Его ручки были слишком коротки, он не мог к ней дотянуться. Ослепленный паникой, карлик уперся в крышку стола и почти приподнял его, но в последний момент у него подкосились колени. Однако удар ножек стола об пол заставил лампу пошатнуться, и она подъехала к Себастьяну, угрожающе зависнув над краем стола. Ему удалось поймать ее, и он, обжигая себе пальцы, резко развернулся, чтобы швырнуть лампу на пол…
Страшная картина застыла у него перед глазами, чтобы остаться с ним до конца его жизни: визжащая Бригитта, умолкнувшая после того, как длинная рука в монашеской сутане стащила ее с лестницы и ударила об стену так, что переломала ей все кости; лежащий на спине Гансик, который, беспомощно барахтаясь, не сводил глаз с человека, стоящего над ним и вонзающего меч в его толстенькое тельце; те двое в углу, все еще прижимающиеся друг к другу и медленно сползающие на пол; предводитель монахов, отвернувшийся от своих жертв с мечом в руках; окровавленный клинок.
Лампа разлетелась на куски, и в абсолютной темноте стали слышны звуки капающей жидкости и падающих осколков, которые постепенно затихали, треск ломающегося дерева. Клокочущие, протяжные стоны, которые, должно быть, вырывались изо рта Гансика. Проклятие, которое прошипел один из монахов. Звук зацепившегося за что-то сапога и последовавшее за этим более громкое проклятие. Чье-то «эй!», как будто все происходящее было всего лишь игрой и кто-то из игроков невзначай затушил свечу. Потом наступила тишина. Себастьян стоял на том же месте, где он разбил лампу, не двигаясь, не дыша, бледный, не способный мыслить, наполовину обезумевший от ужаса.
– Нас наверняка услышали везде, – сказал монах.
– Уходим отсюда.
– Торо?… – Это был голос предводителя. По телу Себастьяна пробежала дрожь. – Неплохо, Торо!