– Булочник считает, что через какой-нибудь год или два Богемия станет раем для протестантов и обратит в свою веру остальную часть империи. С его точки зрения, католическая вера – это позавчерашний день.
– А ты как считаешь?
Киприан подбросил булочку и ловко поймал ее.
– Я думаю, что надо бы отправить пару-тройку этих булочек моему братцу, чтобы он наконец-то понял, в чем состоит разница между просто булочником и Булочником с большой буквы.
Вопреки ее ожиданиям, он не откусил нарочито большой кусок булочки, а продолжал сидеть на подоконнике и молча смотреть на нее, и сердце ее снова учащенно забилось, однако на сей раз от неожиданного, беспричинного страха. Агнесс посмотрела мужу в глаза, затем снова окинула взглядом его одежду (она не слышала, как он одевался, ибо Киприан мог двигаться бесшумно, как рысь) и почувствовала, что у нее пропал аппетит, а вместе с ним и желание полакомиться свежей выпечкой.
– Объявился дядя Мельхиор, – утвердительно произнесла она.
– Дядя Мельхиор в Праге бывает чаще, чем в Вене, – возразил ее муж. – И каждый раз, приезжая сюда, он навещает нас. Разве ты забыла? – Он продолжал широко улыбаться.
– Ты прекрасно понял, что я имела в виду.
Киприан промолчал. Внезапно он положил булочку на подоконник, отвернулся и посмотрел в окно. Агнесс стала разглядывать его профиль. Улыбка исчезла с его лица, и она почувствовала, как у нее сжалось сердце и перехватило дыхание. В тот же миг Агнесс как будто снова стала двадцатилетней: в ней проснулась уверенность в том, что она навсегда потеряла Киприана, а жизнь ее, оказавшаяся сплошной ложью, прошла, не успев начаться. Она заглянула в холодную тень, снова упавшую на нее спустя столько лет, тень чудовищной книги, из-за которой за ее родителями и за мужчиной, которому она подарила свою любовь, начали безжалостную охоту. По ее коже побежали мурашки.
– Я не знаю, о чем ты говоришь, – сказал Киприан.
– Но ты чего-то боишься…
– Я много чего боюсь. Например, боюсь, что может пойти дождь, когда я буду на улице с непокрытой головой. Что мой брат поймет, что он ничего не стоит как булочник, и попросит меня взять на себя заботы о пекарне. Что ты однажды поймешь, что сыта мной по горло, и заведешь себе двадцатилетнего любовника, которому придется сильно попотеть, чтобы не отстать от тебя.
Комплимент не порадовал Агнесс.
– У вас было соглашение, – сухо произнесла она, – у тебя и кардинала. И ты его еще в тот раз выполнил более чем на сто процентов. Ты ему, смею напомнить, ничего не должен.
– Правильно.
– Но ты все равно бежишь к нему каждый раз, как только он свистнет.