Томми явно не был хорошим учеником, и не знаю, получил ли он свидетельство об окончании высшей школы, да это и не важно для моего рассказа. Важно, что он очень привязался к Энди, как большинство людей, которые какое-то время с ним общались.
Пару раз он спрашивал Энди: «Что такой продувной парень, как ты, забыл в тюряге?» — вопрос, который звучит как грубый эквивалент светской любезности: «Что такая милая девушка, как вы, делает в таком месте, как это?» Но Энди ничего не отвечал, только улыбался и переводил разговор на другую тему. Естественно, Томми стал расспрашивать окружающих и, когда получил ответ, был шокирован до глубины души.
Человек, который рассказал ему, почему Энди попал в тюрьму, был его партнером на гладильной машине в прачечной. Мы называли эту машину давилкой, и можете себе представить, что случилось бы с человеком, работающим на ней, если бы он ослабил свою бдительность. Партнером Томми был Чарли Лафроб, отбывавший свои двенадцать лет за убийство. Он с наслаждением принялся пересказывать все подробности истории Дюфресна; излюбленным развлечением для нас, старых обитателей тюрьмы, было введение новичков в курс всех наших дел. Чарли дошел уже до того места, как присяжные, придя с обеда, объявили Энди виновным, как вдруг послышался неожиданный свист, и давилка остановилась. В тот день машина обрабатывала свежевыстиранные сорочки для приюта Элиот. Они выскакивали из машины сухими и выглаженными со скоростью штука в секунду. Томми и Чарли должны были подхватывать их и складывать в тележку, выстланную чистой бумагой.
Но Томми Вильямс продолжал стоять, открыв рот и тупо уставившись на Чарли. Он был завален грудой рубашек, которые падали на липкий грязный пол прачечной.
В тот день за прачечной присматривал Хомер Джесуб, и он уже спешил к машине, громко ругаясь на ходу. Томми даже не повернулся к нему. Он спросил Чарли, будто старина Хомер, который проломил за свою жизнь больше черепов, чем мог сосчитать, и вовсе отсутствовал.
— Как, ты сказал, звали того инструктора из гольф-клуба?
— Квентин, — произнес смущенный и почти напуганный Чарли. Он рассказывал потом, что мальчишка был бледен как полотно. — Кажется, Глен Квентин. Или что-то вроде этого, точно не помню…
— Эй, немедленно! — прорычал Хомер. Шея его налилась кровью. — Бросьте рубашки в холодную воду! Пошевеливайся, урод! Быстро, а то…
— Глен Квентин, о Боже, — произнес Томми Вильямс, это были его последние слова, потому что Хомер Джесуб, этот образец гуманности, уже опустил свою дубинку на череп бедного парня. Томми упал на пол лицом вниз, лишившись при этом трех передних зубов. Очнулся он уже в одиночке, где и провел всю следующую неделю на «диете Нортона». Плюс черная отметка в его карточке.