Пирогов и школа жизни (Кони) - страница 6

Против такого состояния научно-врачебных (?) учреждений вооружился всеми силами своего слова и пера новый профессор хирургии и повел энергический поход против вопиющих беспорядков, не стесняясь в выражении своего негодования и справедливо полагая, что в делах общей пользы излишне просить, когда нравственный долг повелевает требовать. Стоячее и загнившее болото, в котором всё обстояло благополучно для начальствующих и неблагополучно лишь для больных и страждущих, взволновалось. В Пирогове, который требовал новых начал гигиены, новых приемов ухода за больными, широкой профилактики и ряда мер, в которых таились зародыши будущей септики и асептики, увидели личного врага. Это было, впрочем, неизбежно.

Талант подобен солнцу: оно проливает свет и тепло, но оно же родит и мух. Пылкая душа Пирогова и его бестрепетный ум не только должны были вызвать вражду, но, оставаясь верными себе, не могли обойтись без нее, потому что и для ненависти, и для любви нужно иметь положительное содержание, и только тот может зажечь огонь этих чувств в сердцах людей, чье сердце способно само пылать таким огнем. Но Пирогова не могла не удручать неразборчивость в выборе средств для борьбы с ним. И явная вражда, и тайные подкопы, грязные сплетни, и шипящая во тьме, ползучая, как змея, клевета - всё было пущено в ход, чтобы избавиться от беспокойного нарушителя "тиши да глади" и подорвать его авторитет. Когда все это не достигло цели, разбившись о стойкую любовь к делу Пирогова, обратились к последнему средству: был возбужден вопрос о помрачении его умственных способностей [7]. Однако этот тонкий яд не подействовал, и тогда началась антипироговская пропаганда в среде тогдашнего общества, предпринятая презренным и продажным редактором "Северной пчелы" Булгариным.

Натравливая подозрительность правительства на все выдающееся в духовном отношении, не пощадив своим злоречием Пушкина [8], Булгарин не мог, конечно, отказать в дружеской услуге и врагам Пирогова и объявил в своей весьма популярной "Северной пчеле", что Пирогов, которого он называл "проворным резакой", не что иное, как плагиатор, выдающий за свои - труды, похищенные у иностранных ученых [9]. И это говорилось о Пирогове, который, явившись к знаменитому французскому хирургу профессору Вельпо с заявлением, что пришел у него учиться, услышал в ответ: "Не вам у меня, а мне у вас следовало бы учиться" [10].

Обращаясь мыслью от этого мира низменной зависти и интриг к тем, кто должен был стоять выше и мог объективно и беспристрастно оценить Пирогова и отдать ему справедливость, мы и тут встречаем много характерно-поучительного и очень мало утешительного. В 1847 году Пирогов был командирован на Кавказ для указания мер по устройству военно-полевой медицины, для помощи раненым и для применения новых хирургических способов в широком масштабе [11]. Он отдался этой задаче с обычным холодным отношением к себе и своим удобствам и с горячей любовью к своему делу. Девять месяцев, проведенных в самых трудных условиях, среди лишений и опасностей, в непрерывном труде, дали ему, вместе с крайнею физическою усталостью (при осаде и взятии аула Салты ему приходилось по нескольку часов проводить, для производства операций, стоя на коленях пред ранеными), дали ему богатый опыт в деле обезболивания посредством эфира, впервые примененном им, в замене обезображивающих ампутаций резекциями и т. д.