Мне показалось, что Ельчанинов говорит со знанием дела, хотя в данный момент меня это не заинтересовало.
— ...я неправильно выразился. Документация не липовая, а настоящая, но фиктивная.
— Запуталась. Переведи.
— О, господи! Официально этой партии в природе не существует. Но Щербинин директор, владелец... Что ему стоит наляпать кучу штампов и печатей и поставить не- сколько подписей? При его масштабах проще простого. Он должен был получить за компонент астрономическую сумму...
— Но на заводе есть же люди, которые производили, складировали, транспортировали... В конце концов, можно прижать его заместителя. Не может быть, чтобы он ничегошеньки не знал.
— Ксения, чего ты от меня хочешь? Откуда я знаю, у кого что в мыслях? — развел руками Ельчанинов.
— Не прибедняйся! — Мои мысли сделали головокружительный кульбит, и я продолжила рассуждать в несколько ином направлении. Головоломка стала понемногу складываться в единое целое. — Выходит, Седой... Он тесть Щербинина, бывший директор Сталинки, сейчас в Москве... Он курирует этот завод, потому что сам был его директором и великолепно знает все ходы-выходы...Кто подкинул идею насчет левой продукции не столь важно. Понятно, что они с зятьком были партнерами... Подпольный выпуск продукции — дело хлопотное. Борис не смог бы провернуть это дельце в одиночку... В конце концов, эту гадость из чего-то делают, значит, должны быть поставщики сырья... С которыми наверняка знаком щербининский тесть... Вот поэтому Борис так и не развелся с его дочерью... Чтобы дельце было семейное, общее... — Я ненадолго замолкла, а Илья удивленно поднял брови. — Я тебе потом про их личную жизнь расскажу, — отмахнулась я. Меня занимала совсем, другая мысль. — Тогда с какого боку тут Князь?
— Ксения Сергеевна, а вы не хотите попробовать свои силы в моем аналитическом отделе? У вас явные способности, — восхитился Илья.
— Не хочу, — отмахнулась я. — Что с Князем?
— Жаль, — вздохнул Ельчанинов. — Князь — посредник. Его клиента или клиентов очень интересует данный компонент.
— Убедительно, — кивнула я головой. — Зачем же тогда майор про бумаги спрашивал? — задала я вопрос и сама на него ответила. — Его могли использовать втемную. Начальство приказало обратить внимание на этот вопрос, вот он и обратил. Иначе его пофигизм при общении со мной объяснить невозможно. Наверняка сказали, что при жертве были важные бумаги, которые пропали...
— Да... — только и протянул Ельчанинов, опускаясь в соседнее кресло.
Мое сердце замерло, потому что я готовилась задать Илье самый главный вопрос: