«Нелюбовь нелюбовью, но ненависть? Чем же я так ему насолила?» — философствовала я, сидя на земле и ошарашенно взирая на растрепанного и вздернутого парня.
Впрочем, только описывать эту картину долго. На самом же деле все произошло в считаные секунды. Когда Парниша налетел на меня и я упала, он лишь споткнулся и, прошипев сквозь зубы: «Су-у-ка!», помчался дальше.
Да что же это делается, граждане?! Второй раз за день меня так нелестно обзывают!
Но тут на сцене появилось новое действующее лицо. Только это я поднялась с земли и еще отряхивала свою «корму» от пыли, как из-за того же поворота показался господин Ельчанинов. Собственной персоной.
— Что тут, в конце концов, происходит?! — громко изумилась я. И к этот момент услышала оглушительно противный визг.
Повернув голову в направлении странных звуков, я успела заметить, как нескладная фигурка Парниши в яркой бело-красно-синей куртке тяжело плюхнулась на асфальт.
«Господи! Господи! Господи!!!» — стучало в моем мозгу, когда я мчалась к месту аварии. Ни единой мысли в голове не было. Какой там шантажист?! Какой Ельчанинов?! Я обо всем забыла...
Первой мыслью, когда я рухнула на колени рядом с Парнишей, было: «Жив или нет?». Его глаза были закрыты. Курточка на груди пестрела яркими лохмотьями, промокшими в крови.
— Ой, мамочки! — надрывно взвыла я и потянулась к шее Костиного бойфренда, туда, где, по моим предположениям, находилась сонная артерия. Попала я довольно удачно, под рукой прощупывался слабый и неровный пульс.
— Он жив? — услышала я над своим ухом голос Ильи.
— Слава богу, да, — выдавила я срывающимся голосом.
— Я уже вызвал «Скорую», — сообщил мне господин Ельчанинов.
Я завертела головой. Возле лежавшего на земле пострадавшего уже собиралась толпа. Водитель «Газели», на капоте которой виднелись клочки одежды и смазанная полоса крови, безвольно сидел в кабине, уронив голову на руки. Шоферу было не больше лет, чем лежавшему передо мной Парнише. А то и меньше. Его лицо стало белым как мел. (Никогда не думала, что это выражение может точно отображать цвет человеческой кожи.) Губы тряслись, в глазах застыл дикий ужас.
В этот момент в груди Парниши противно забулькало, и все мое внимание сосредоточилось на его грязном лице. По виску, откуда-то из-под волос, ползла алая струйка крови. Но это я заметила краем глаза. Я не могла оторвать взгляд от розоватой пены, запузырившейся на его губах.
— Ксюха, — слабо позвал Парниша, неожиданно разлепив веки.
— Молчи, молчи, не разговаривай. Вот приедет доктор, сделает укол, сразу станет легче, — продолжала лопотать я.