— Я едва знала отца, — тихо проговорила миссис Бэнкрофт. — Ему было всего двадцать три года, когда он погиб, а мне — только три. Они с матерью поженились молодыми. У меня осталось очень мало воспоминаний о нем, но все они — счастливые.
— Интересно, почему эти чертовы войны забирают всех мужчин из нашей семьи, — пробормотала Мэриан из кресла.
— Мэриан! — вскричала миссис Бэнкрофт и быстро взглянула на меня, словно я мог обидеться.
— А что, это разве неправда? И не только мужчин. Мою бабушку — мать моей матери — тоже убили в Трансваале.
Я поднял бровь, уверенный, что она что-то путает.
— Мэриан, не говори глупостей, — сказала миссис Бэнкрофт, ставя фотографию на место и обеспокоенно глядя на меня. — Понимаете, мистер Сэдлер, моя дочь очень эмансипированная, а я не уверена, что это хорошо. Лично у меня никогда не было желания стать эмансипированной.
Я снова вспомнил миссис Уилкокс и ее позор на обеде у Маргарет Шлегель.
— Ну хорошо, не совсем так, — чуточку уступила Мэриан. — Но она не пережила смерти деда.
— Мэриан, хватит! — отрезала миссис Бэнкрофт.
— Почему это? Нам нечего скрывать. Понимаете, Тристан, моя бабушка не могла жить без деда и покончила с собой.
Я отвернулся, думая, что вполне мог бы обойтись без ее признаний.
— У нас в семье об этом не говорят, — произнесла миссис Бэнкрофт — уже не сердито, а скорее горестно. — Моя мать была очень молода, когда его убили. И ей было всего девятнадцать, когда родилась я. Наверное, она просто не вынесла груза ответственности и горя. Я ее не виню за это, ни в коей мере. Я стараюсь ее понять.
— Но вам не за что ее винить, миссис Бэнкрофт. Когда подобное случается, это трагедия. Такие поступки не совершаются по прихоти; они продиктованы болезнью.
— Вероятно, вы правы. Но в то время это был великий позор для нашей семьи, черное пятно. Ужасная ирония — после того, как мой отец стяжал такую славу своими подвигами на поле боя.
— Тристан, согласитесь, забавно, что мы считаем смерть солдата поводом для гордости, а не позором нации. Можно подумать, Британия имела какое-то право на Трансвааль.
— Мой отец выполнил свой долг, вот и все, — отрезала миссис Бэнкрофт.
— И был за это щедро вознагражден, — заметила Мэриан; она встала, подошла к окну и уставилась на аккуратные ряды георгин и хризантем, посаженные, без сомнения, рукой ее матери.
Я снова сел, жалея, что позволил себя сюда привести. Я будто вышел на сцену посреди пьесы, персонажи которой ссорятся между собой уже несколько лет, но лишь теперь, с моим появлением, получили возможность достичь развязки.