– Я видел, как вы садились в поезд, – сказал Бахметов с широкой пьяноватой улыбкой.
Сейчас он мало походил на ученого с европейским именем – скорее уж напоминал Бестужеву лихих и забубённых шантарских купцов-золотопромышленников. Впрочем, насколько он помнил из прочитанных ради любопытства бумаг, Бахметов как раз и происходил из старых ярославских купцов, потомственное дворянство он получил всего несколько лет назад с Владимиром второй степени…
– Господин ротмистр, Алексей Воинович! – задушевно сказал профессор. – А как вы смотрите на предмет совместно выпить хорошего коньячку? Ехать нам долго, хотя и на экспрессе, такая скука, время все равно будет проведено бездарно… А? Или… – на его лице изобразилось замешательство. – Я слышал, есть какая-то инструкция, по которой жандармам разрешается пить исключительно в компании друг друга, дабы не выдать ненароком государственных тайн…
Бестужев присмотрелся – нет, ученый муж не шутил, он был совершенно серьезен…
– Ну разумеется, – сказал он беззаботно. – А еще нам разрешается жениться только на тех барышнях, чьи родственники служили в полиции или по жандармерии не менее четырех поколений, и служба непременно должна быть беспорочной, что удостоверяется соответствующими бумагами…
– Шутить изволите?
– Ну разумеется, – сказал Бестужев.. – Вы же первый начали, Никифор Иванович, мне и пришлось шутку поддержать…
– Значит, неправда?
– Сказочка.
– А мне говорили солидные, заслуживающие доверия люди… Экая незадача, ну что предстал… Так как?
– А несите, пожалуй что, ваш коньяк, – сказал Бестужев. – Два русских путешественника в заграничном экспрессе просто обязаны выпить… Вы, кстати, ничего не боитесь? Я слышал, у интеллигенции заведено писать оскорбительные слова на воротах пьющих с жандармами представителей ученого сообщества…
– Вздор! – сказал Бахметов. – Хотя, конечно, радикальных элементов хватает… Сейчас принесу.
Он очень быстро появился, неся откупоренную, но непочатую бутылку коньяка, небольшой кожаный футлярчик цилиндрической формы и газетный сверток. Свалил все это на полированный столик из красного дерева, и столик иноземного производства моментально приобрел какой-то очень русский вид.
Из футляра профессор достал серебряные походные чарочки, а в газетном кульке оказалась целая россыпь венского печенья.
– Прошу извинить, но более подходящей закуски допроситься не смог, – сказал профессор, уверенной рукой наполняя стопки до краев. – Хотя языками владею и неплохо, здешним проводникам невозможно объяснить, что такое «принести закуску в купе». То предлагают в ответ на все мои разъяснения чай сервировать, то кофе, то в вагон-ресторан приглашают… Папуасы. Европа-с… Что вы улыбаетесь?