Успокоившись и всё обдумав, действительный статский советник послал курьера за Лыковым. Вскоре тот вошёл своей бесшумной пластунской походкой, сильный и надёжный, и стало как-то легче.
— Здравия желаю, ваше превосходительство! — гаркнул он по-солдатски.
— Садись, камер-юнкер хренов.
— От камергера слышу!
Посмеялись, потом Благово сказал:
— Кажется, четверть часа назад меня хотели убить.
Лыков посмотрел на шефа: нет, не шутит.
— Где?
— На Симеоновском мосту.
— Кто?
— Неизвестный мужчина.
— Он в вас целился?
— Нет, стоял и курил. Ждал, когда я подойду поближе. По счастью, случайно появился Плеве и взял меня в свою коляску.
— Мужчина на мосту просто стоял и курил? Почему же вы решили, что он собирается вас убить?
— Ты помнишь по Нижнему Новгороду Папу-Фёдорова?
— Усики? Конечно, помню. Хороший парень.
— Этот хороший парень, когда ты в марте разгуливал по хапиловкам, рассказал мне одну занятную историю…
Лыков выслушал «занятную историю» и ошалел.
— И вы до сих пор это от меня скрывали? Почему?
— Есть вещи, которые тебе лучше не знать.
— Например? — обиделся Алексей.
— Например, кто дал команду проломить мне голову в Нижегородском кремле в феврале 1881-го. Помнишь? Мы тогда ожидали приезда государя.
— И вы знаете, кто?
— Знаю, и тогда знал.
— А мне не скажете?
— Не скажу. Эти люди мне уже не враги; а чем меньше знаешь, тем лучше спишь.
Лыков хотел набычиться, но передумал.
— Ладно! Но вернёмся к истории Папа-Фёдорова. Значит, Шульц и Ример? Они желали вашей смерти?
— Да.
— Шульца я помню, а второй кто таков? Вы тогда в марте предостерегали меня от общения с ним, но без подробностей.
— Это тёмный человек. Я сам не понимаю, какие силы он представляет. Но он желает мне зла. И именно Ример наверняка предупредил Дубяго о Маньке-Контузии и назвал ему твоё имя. Значит, он от меня не отстал. Восемь месяцев прошло, я думал, что всё забыто, ан нет! Ведь я говорил о нём с государем.
— Это тогда, перед коронацией?
— Да. Его величество прочитал доклад о поимке убийц Макова и, как ты помнишь, пожелал со мной встретиться. Очень ласково принял. Только поэтому я и решился заговорить с ним о Римере, что тон беседы сложился благожелательный. Мне некуда было деваться. Кому жаловаться на приятеля Воронцова-Дашкова и графа Толстого, ежели не государю?
— И не вышло?
— Не вышло. Я коротко, но совершенно отчётливо доложил его величеству, что тайный советник Ример препятствовал расследованию и имел секретную связь с Рупейто-Дубяго. Тот молча выслушал, потом сказал, глядя при этом в окно: «Ваше дело сейчас — это коронация. Надеюсь на верную службу. Идите!».