От Айкиз Юсуфий пошел домой к Аликулу и остаток дня провел там. Неизвестно, о, чем они говорили, но в статье, появившейся через несколько дней в местной газете, имя Аликула упомянуто не было: об этом, видимо, попросил сам Аликул.
Статья называлась по-фельетонному хлестко: «Горе-администратор». Изобличительный ее пафос был направлен против Айкиз, но при этом опорочивалась сама идея освоения целины. Ссылаясь на письмо Назакатхон и Молла-Сулеймана, на беседы с Кадыровым, с Айкиз, даже с Муратали, Юсуфий тщился доказать, что попытка наступления на пустыню, предпринятая по инициативе Умурзаковой, Погодина и Смирнова, оказалась слишком рискованной и, судя по всему, несостоятельной. «В свое время авторам проекта освоения целины, - писал Юсуфий, - указывали на полную его бесперспективность и экономическую нерентабельность. Возня горе-прожектеров с целиной отвлекла колхозников от их главного дела, от ухода за основными хлопковыми массивами. Смешно было бы отрицать важность такого мероприятия, как освоение новых земель. Но это мероприятие- предельно ответственное, и в данном случае вполне применима мудрая поговорка: семь раз примерь, один раз отрежь. Наши же доморощенные «новаторы», погнавшись за дешевой славой, не рассчитали сил, 'и пустыня, вместо того чтобы дать хлопок, - съела хлопок. Умурзакова и другие решили открыть, так сказать, «второй фронт» и - оголили главный, распылив рабочую силу, лишив колхозников возможности с «полной отдачей» трудиться на основных, уже освоенных, хлопковых полях. Засеяв целину, они, так сказать, «пожали бурю», погубившую хлопок на одном из участков колхоза «Кзыл Юлдуз». Основная тяжесть вины падает, конечно, на Умурзакову, которая в данной ситуации действовала нак зарвавшийся администратор и в самую тревожную для колхоза пору настояла на малоэффективном перераспределении рабочей силы».
Доставалось в статье и Алимджану, которого Юсуфий обвинял в том, что он, в силу родственных отношений, попустительствовал Умурзаковой, своей жене, и как партийный руководитель колхоза не дал отпора вмешательству председателя сельсовета во внутриколхозные дела, ее увлечению экономическими преобразованиями.
Лишь один из горячих сторонников плана освоения целины оказался «помилованным»: это был Джурабаев, на которого Юсуфий не осмелился поднять руку…
Айкиз получила газету со статьей Юсуфия только к вечеру (газеты в сельсовет доставлялись поздно). В этот день она принимала посетителей, долго беседовала с Уста Хазраткулом, раздумывая вместе с ним, как быстрее закончить строительство поселка; весь день был заполнен важными делами, заботами, встречами. Читая газету, Айкиз еще жила инерцией этого напряженного, честного трудового дня. Может, потому до ее сознания не сразу дошло то, о чем писал Юсуфий… Это казалось слишком нелепым, несправедливым, слишком не вязалось со всем тем большим, честным, светлым, чем жила сама Айкиз. Это был подлый, неожиданный удар в спину. Айкиз ощутила почти физическую боль от мысли, что есть еще вокруг нее люди, способные наносить такие удары. Ей припомнилось все, что говорил о Юсу- фии Погодин. Директор МТС оказался прав. Он больше знал жизнь и лучше, чем Айкиз, разбирался в людях. А она молода, доверчива… Но и она права, права в этой своей доверчивости: ведь доверие к людям - закон нашей жизни. Нужно только быть зорче. Нужно быть и доверчивой и зоркой.