В течение минуты оба смотрели друг на друга, не произнося ни слова. Наконец Бреммер заговорил:
— Признаюсь только в одном: ты меня заинтриговал, Гарри. Но прежде чем продолжить дискуссию, нужно сделать одно дело.
Облегчение и сладкое предчувствие теплом разлились по телу Босха, но он постарался не выдать своих чувств. Он продолжал таращить глаза на пистолет. Наклонившись над Босхом, Бреммер тяжелой рукой ощупал его всего от воротника до ширинки. Нет, никаких проводов или микрофонов на нем не было.
— Извини, что пришлось перейти на личности, — произнес репортер. — Но раз ты не веришь мне, как я могу верить тебе?
Выпрямившись, Бреммер сделал шаг назад и вновь сел в кресло.
— Итак, нет необходимости напоминать тебе прописные истины. Но все же напомню. Преимущество — на моей стороне. Так что придется тебе отвечать на мои вопросы. Что за ошибки? Какие ошибки я совершил? Скажи, Гарри, что я сделал неправильно, или первая пуля прошьет тебе коленную чашечку.
Босх не спешил. Несколько минут он изводил Бреммера молчанием, обдумывая, с чего лучше начать.
— Что ж, — произнес он в конце концов, — давай начнем с самого начала. Четыре года назад ты полностью посвятил себя делу Кукольника. В качестве репортера. Можно сказать, что с тебя оно и началось. Ведь именно твои статьи о первых жертвах заставили полицейское управление сформировать следственную бригаду. В качестве репортера ты имел доступ к сведениям, собранным о подозреваемом, читал, наверное, отчеты о вскрытиях. У тебя были источники вроде меня. Да что там говорить, добрая половина лоботрясов из нашей бригады и службы коронера снабжала тебя самыми свежими сведениями. Короче говоря, ты знал абсолютно все, что делал Кукольник. Все — вплоть до крестика на пальце ноги. Позже, когда Кукольник был уже мертв, ты использовал эту информацию в своей книге.
— Да, все это мне было известно. Но это ничего не доказывает, Босх. Это знал не только я, но и многие другие.
— Ах, посмотрите, как он теперь ко мне обращается. Босх. Значит, я для тебя больше не старый приятель Гарри? Стал презирать, значит? Или взял в руки пистолет и решил, что мы теперь не ровня?
— Пошел ты на хер, Босх. Ты просто идиот. У тебя ничего нет против меня. Что там еще? Выкладывай. А знаешь, это просто великолепно. Этому эпизоду я отведу целую главу в книге, которую пишу о последователе.
— Что у меня еще? Еще у меня есть блондинка в цементе. Цемент — очень ценная субстанция. Ты, случаем, не знал, что обронил там сигаретную пачку, когда заливал ее этим самым цементом? Не помнишь уже? А тц вспомни, как ехал домой и тебе страшно хотелось курить, как полез в карман, но там ничего не было. Так вот, эти сигареты лежали в бетоне и ждали нас — точно так же, как Бекки Камински. «Марльборо» в мягкой упаковке. Твои любимые, Бреммер. Это ошибка номер один.