Малыш и река (Боско) - страница 5
Сначала ничего не было видно. Надо мной раскинулся тенистый свод листвы. Насекомые неустанно роились в воздухе.
Иногда взлетала птица. Замедляясь на излучине пляжа, текла вода. Монотонно шло время, воздух становился теплее. Я задремал.
Должно быть, спал я долго.
Отчего проснулся, не знаю. Открыв глаза, я с удивлением обнаружил себя под кустом, когда солнце шло на убыль и приближался вечер. Казалось, вокруг ничего не изменилось. И все-таки, даже в глубине укрытия, я замер в ожидании чего-то необычного. Вдруг на середине острова сквозь крону деревьев в небо потянулась струйка чистого голубого дыма. Остров обитаем. У меня забилось сердце. Я внимательно наблюдал за противоположным берегом, но напрасно. Никто не появился. Вскоре дым исчез, незаметно рассеялся в купах деревьев, будто его поглотила невидимая земля. От дыма не осталось и следа.
Наступил вечер. Я вышел из укрытия и вернулся на пляж.
То, что я обнаружил, ужаснуло меня. Рядом со старыми следами на песке появились новые, совсем еще свежие отпечатки ног. Итак, покуда я спал, кто-то прошел мимо моего укрытия. А вдруг меня заметили?
Наступила ночь. В зарослях камыша стало темно. Внезапно из камышей выпорхнула птица. Она громко закричала, и остров ответил ей жалобным стоном.
Я бросился бежать.
Домой я вернулся в кромешной темноте.
Как меня встретила тетя Мартина, можно себе представить.
— Бродяжка! Чумазый! Перекати-поле!
Она меня обнюхала:
— От тебя пахнет илом. Боже! А прическа-то хороша!
У меня в волосах застряли листья и колючки.
— Иди причешись!
Пристыженный, я молча пошел причесываться. Я знал тетю Мартину. Покричит, поругается, но и только.
— Тебе не стыдно?
Да, мне было стыдно. Кому стыдно, тот молчит, и я молчал.
— А если я все расскажу отцу, а? Паскалé (Паскалé, дорогой читатель, это мое имя), ты не представляешь, что он с тобой сделает!..
Я все прекрасно представлял, но я знал также и тетю Мартину, и все в ней говорило: «Озорник! Тебе повезло, что тетя Мартина питает слабость к скверному мальчишке Паскалé! Ладно уж, в свое время твой отец и не такое проделывал!..»
Несмотря на сердитый вид, тетя Мартина сочувственно спросила:
— Ты, конечно, голоден?
Я признался, что голоден.
— Ну да! — ворчала она, беря в руки сковородку. — С семи утра ни крошки во рту!.. Бедолага! Держу пари, что у тебя кружится голова…
— Да, тетя Мартина, у меня голова немного кружится, — приврал я.
— У меня остался только суп… два помидора… и сосиски…
Послышались чьи-то шаги. В кухню вошел Баргабо. Никогда еще он не казался мне таким большим. Как всегда, его лицо было суровым. Тетя Мартина чуть не выронила от изумления сковородку. Он этого даже не заметил.