Опять давили на больную мозоль Ярослава, опять сомневались в его способностях, и что бы сейчас ни предложил Отрепьев, Ярыш заранее на все был согласен.
— Давно не дает мне покоя одна шальная мысль, — все больше и больше заинтересовывал Ярослава Григорий. — Ты ведь жил в Угличе и тебе известно, что не своей смертью умер юный царевич Дмитрий. Сам видел, сколько людей, виновных и безвинных, пострадало от руки Годунова, лишь бы только закрыть людям рот, лишь бы только всей России было невдомек, что же случилось на самом деле…
Широко раскрытыми глазами смотрел Ярослав на своего друга — правду говорил Отрепьев, да только зная, что произошло, молчал целый город… Откуда же Гришке все так хорошо известно?
— …Сдается мне, — продолжал Григорий, — народ с радостью примет весть о том, что чудесным образом царевич спасся. Ведь все, кроме угличан, так и верят придуманной Борисом истории. А раз так, почему бы не выдать себя за покойного царевича?
Даже отчаянный Ярослав не ожидал такого поворота — на самом деле мысль была дерзкой!
— Да кто поверит-то? — с сомнением спросил Ярослав.
— А почему не поверить? Народ хочет верить в им же придуманные сказки. Что ни говори, но на престоле вовсе не законный наследник, и его появление снимет камень с души у тысяч россиян. В конце концов, раз законного царя все равно убили, какая разница между мной и Годуновым?
«Действительно, какая разница?» — подумал Ярослав. На этот раз возразить ему было нечего.
— Только как же ты решил провернуть это дело? — поняв, что в словах товарища на самом деле что-то есть, спросил Ярослав.
— А ты думаешь, я в казаках оказался, потому что мне надоело святых славить? Да я у Иова в дьяконах как у Христа за пазухой был! Для того я сейчас, Ярыш, дрянь эту пью, — указывая на горилку, продолжал Гришка, наливая еще по одной, — да на шкурах сплю, чтобы потом все эти люди, с которыми мы бок о бок жизнью рискуем, знали меня и ценили, и чтобы завтра они поверили моим словам, так, как поверили уже многие.
Уже достаточно разгоряченный зельем Ярослав, словно пристыженный, уже без удивления слушал пламенные речи Григория.
— Хочешь сказать, что ты уже кому-то раскрыл свою «тайну»? Да и пойдут ли за тобой казаки? Они — народ своенравный, если что им не по нраву окажется, тут их никак не переубедить, ничего не поделаешь… — засыпал Евсеев своего собеседника вопросами.
— Ярыш, я ведь тебе не пустое предлагаю. Слухами земля уже полнится, и, признаюсь тебе, — склонив голову к уху Ярослава, шепотом продолжал Григорий, — это тоже моих рук дело. В Киеве давно поговаривают, что царевич жив, и к тому моменту, когда я объявлюсь, долго ждавший народ поверит чему угодно…