В свои неполные тридцать лет, Гкень успел побывать в столь невообразимо далеких местах, что иные жители Империи даже и не подозревали об их существовании. Как посол самой великой державы в мире и воплощение императорской воли, тайпэн объехал все Срединные царства, гулял по причалам вольных торговых городов Внутреннего моря, наслаждался родниковой водой в пустынных оазисах юга и охотился на снежных тигров и черных медведей в заснеженных скалистых фьордах, где зима царствует также долго, как лето, сменяя другу друга всего за несколько дней. Мяо был неплохим полководцем, и разные передряги, в которые он попадал, включая участие в одной гражданской войне, укрепили за ним его славу и титул. Но, ни война, ни богатство, ни преклонение других не манили его так сильно, как духи исканий, заставляя стремиться вперед к неизведанному и необъяснимому. Восходное море было одной из таких загадок, и пока так и не поддалось его напору, несмотря на все старания Гкеня.
Возвращаясь в начале года в столицу, мику–дзё Мяо попала в шторм и потеряла парус. С трудом опытный экипаж сумел довести корабль до устья Чаанцзянь и встать на привязь в порту Южной эскадры. Жестокая простуда и горький кашель свалили тайпэна с ног, и пока он лечился, а плотники–корабелы чинили судно, на Империю обрушилась беда. Было что–то странное в том, что этого нападения ждали почти два столетия, но когда оно все–таки случилось, почти никто не оказался к нему готов. Тайпэн Руо Шень из рода Вейлун, руководивший действиями флота и обороной города, вынужден был объявить в Таури осадное положение, и Мяо, не задумываясь, вверил себя под руководство этого седого опытного старика, который водил Южную эскадру до самых дальних пределов Жемчужного моря вот уже почти целых полсотни лет.
В отличие от Циндао, тылы которого были в относительной безопасности, Таури оказался в полном окружении. Враг методично окапывался вокруг столицы Генсоку, выстраивая комплексные полевые редуты и, похоже, намереваясь возводить полноценное кольцо циркумвалационных и контрвалационных сооружений. Единственный разрыв в осадных линиях юнь получался в том месте, где края лагеря подступали к водам залива. Портовые бастионы Таури были достаточно непреступны, чтобы сдерживать атаки, как с суши, так и с моря, но это не мешало флоту южан блокировать подходы к бухте, заперев там военную эскадру и несколько сотен торговых, китобойных и рыболовецких судов. Скалистые рифы превращали проход к порту в узкий коридор, и юнь вряд ли бы рискнули прорываться туда без должной на то причины. Отправиться же в свободное плавание к северным имперским берегам кораблям вторжения мешал другой немаловажный факт. Центральный флот Хэйан превосходил морские силы Юнь почти на треть, а Южная эскадра не уступала ему ни в чем. Разделить свои суда без потери должной боеспособности противник просто не мог, а, продвигаясь на север всей совокупной мощью, рисковал оказаться зажатым между двух вражеских отрядов, равных ему по силам. Не уничтожив Южную эскадру, юнь не могли рассчитывать на беспрепятственный выход к берегам Маннай и других центральных провинций, и поэтому тяжелые галеры под царскими флагами и юркие суда сиртакских каперов–наемников с огромными треугольными парусами смиренно ожидали завершения осады, выстроившись полумесяцем вдоль побережья.