На привале Князев вдруг спросил:
– У вас опубликованные труды есть?
– Есть, – ответил Заблоцкий и насторожился.
– Не встречал. А о чем?
– Да так, разное.
– А все-таки?
– Металлогения гранитных массивов.
– Украинский кристаллический щит?
– Да.
– Трудно публиковаться?
– Не труднее остального.
– Я не для разговора спрашиваю. Меня эта кухня в самом деле интересует.
Заблоцкий промолчал.
Позже он шагал за Князевым и грустно усмехался: э, нет, дорогой Андрей Александрович, вы, возможно, неплохой парень, и я понимаю, что Заблоцкий для вас белое пятно, но на ваши уловки я не поддамся, на откровенность вы меня не вызовете…
Он шагал и легонько посвистывал. Грустная мелодия песни о маленьком слабом цветке, растущем в трущобах Гарлема, разносилась далеко, и тайга притихла, слушала. Мелодия была ей сродни.
Закинув руки за голову, Заблоцкий лежал на спине и глядел прямо перед собой в светлое ночное небо. Легонько повизгивал, во сне Дюк. Рядом спал Князев, тихий, как младенец. Здоровые легкие, здоровая носоглотка, здоровый дух в здоровом теле, ни тени сомнения. Везет людям…
Так вот, уважаемый Андрей Александрович, публиковать научные статьи можно и в институтском ежегоднике, и в республиканских журналах, и даже в центральных – было бы о чем писать. У него было о чем, и до конца аспирантуры оставался почти год, но дома…
В ту гнилую дождливую зиму Марина почти не работала: у Витьки ангины чередовались с катарами, он стал совсем слабеньким, они покупали ему на базаре апельсины и сизый молдавский виноград, а сами перебивались картошкой. Марина ушивала платья и молчала, губы ее постоянно кривились от невысказанного презрения. Впрочем, иногда ее прорывало. Тогда она вспоминала и своего первого жениха Вовушку, который теперь вместе с женой в загранкомандировке (я могла быть на ее месте!), и Ритиного мужа, который уже два года кандидат и получил квартиру, если бы ты не был размазней, ты давно мог бы добиться, чтобы твоя семья жила по-человечески, зачем тебе семья, зачем тебе ребенок, зачем ты испортил мне жизнь, о какая я дура, поверила твоим сказкам, мама так была против!
Надо было заткнуть рот ей, ее мамочке, ее подругам, и он отмахивался от своего научного руководителя, который убеждал его, что спешить надо медленно.
Нужны были массовые замеры на федоровском столике (оптический прибор для исследования кристаллических веществ), около тысячи замеров и кропотливая их обработка. Но он решил, что идея скажет сама за себя.
Предварительный доклад на ученом совете должен был состояться осенью, он попросил перенести его ближе, на весну. За лето он подгонит все хвосты и осенью будет защищаться.