— Нет не все, — остановил ее Дмитрий Александрович. — Вы говорите, учились в машиностроительном?
— Да, училась, но бросила. Знаете ли, опять, наверное, сделала глупость. В редакции страшно много работы… Не успевала готовить домашние задания. Вот директор техникума и решил через газету призвать нас, нерадивых студентов, к порядку. А редактор взял и вычеркнул из заметки мою фамилию, оберегая авторитет своей сотрудницы. И получилось, что я как бы сама это сделала, оказалась как бы зажимщицей критики. От стыда и бросила учиться… Вам морской заварочки?
— Откуда вы знаете про морскую заварку?
— К нам в дом часто ходил моряк; он всегда просил у мамы чаю именно по-морскому. — Женя налила ему в стакан на треть крепкой заварки.
Дмитрий Александрович вдруг заметил, что ногти у Жени коротко обстрижены, и от этого ее руки показались ему детскими.
— Значит, ради работы в газете вы образованием поступились? А дальше? — спросил он.
— Работа в газете — это участие в каком-то непрерывном большом разговоре, а сама газета — как бы выражение общественной мысли завода… — застенчиво начала Женя и, не договорив, задумалась.
— И все же вы должны скучать по Ленинграду. Вы, уроженка большого города, мирового культурного центра, и вдруг оказались жительницей провинции, этакого самого заурядного рабочего поселка.
— Ваш Анатолий — астроном и философ — говорит, что поскольку вселенная бесконечна, то любая точка в мировом пространстве и будет ее центром. Да, у нас есть культурные центры. Но ведь наша социалистическая культура повсеместна.
— Например, Академический театр оперы и балета имени Кирова тоже повсеместное явление?
— Вот возьму и затащу вас в наш оперный театр. Хотите?
— С удовольствием. Я уже получил от вас приглашение побывать на заводе. Не забыли?
— Конечно, нет! — Женя с задором взглянула на него. — Завтра в шестнадцать ноль-ноль вас в центральной проходной будет ожидать пропуск.
— Стало быть, Женя, вы абсолютно довольны своей жизнью, вы счастливы? — спросил Дмитрий, смело глядя ей в глаза.
— Да. — Женя твердо выдержала его взгляд, и вдруг напала на него сама: — А вы-то счастливы?
Он смутился и не ответил.
— Почему я так откровенна с вами? — вдруг спросила она, снова просто и доверчиво глядя ему в глаза. — Знаете ли, я вот сижу с вами, и что-то мне напоминает детство, юность. Все-таки вы человек моего мира: люди в военных мундирах всегда были близки нашей семье…
Легонько постучав в дверь, вошла Марина.
— Ты что же это прихожую открытой оставила? — сказала она осуждающе.
— Тебя ждала. Садись скорей, чай стынет уже.